РАЗДЕЛ  I

 

“НОВЫЙ  КУРС”  И  ПРОБЛЕМЫ

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО  И

ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО  РАЗВИТИЯ США

 

 

 

 

“НОВЫЙ  КУРС”  Ф.РУЗВЕЛЬТА:

ЗНАЧЕНИЕ  ДЛЯ  США  И  РОССИИ

 

 

 течение всех тех шести десятилетий, которые отделяют нас от пе­риода Нового курса Ф.Рузвельта, оценка его роли в истории Соеди­ненных Штатов все время была и остается до сих пор предметом ожесточенной идейной борьбы различных социально-политических групп американского общества. И это  не случайно: реформы, проведенные ад­министрацией Ф.Рузвельта в 30-х годах, стали крупнейшим рубежом в ис­тории США в XX веке, определили преобладающую тенденцию в эволюции социально-экономической и политической структуры современного общества.

Острая борьба по вопросу об оценке реформ Нового курса разверну­лась и в американской исторической науке. Ведущее место в историогра­фии Нового курса Ф.Рузвельта занимают историки неолиберального на­правления, сложившегося в США после второй мировой войны. Именно таким крупнейшим представителям современной американской либераль­ной историографии, как А.Шлезингеру-младшему, Р.Хофстедтеру, Ф.Фриделу, Э.Голдмену, Д.М.Бернсу, У.Лейхтенбергу, О.Грэхему, при­надлежат наиболее важные достижения в изучении этого ключевого пе­риода в истории Соединенных Штатов. В своей концепции они исходят из того, что историческое развитие Америки идет по пути неуклонного разви­тия и расширения либеральной традиции и прогрессивного приспособле­ния капитализма к потребностям общественного развития. Одно из цен­тральных мест в этом процессе они как раз и отводят Новому курсу ¹.

Концепция неолиберальной историографии не раз подвергалась острой критике в трудах историков консервативного направления, выступавших с  негативной оценкой рузвельтовской политики, которая, вызвав резкое уси­ление регулирующей роли государства, нарушила, по их мнению, глубокие исторические традиции США, основанные на индивидуалистической идео­логии. С другой стороны, против оценок неолиберальной историографии в 60-70-х годах выступила группа историков радикального направления, ко­торые, порой не без основания указывая на ограниченность ряда реформ Нового курса, в то же время отрицали его позитивные стороны и давали в  целом негативную оценку деятельности 32-го президента США. Острая борьба различных направлений в американской  историографии Нового курса продолжается и в настоящее время.

Исход этой идейно-политической борьбы чрезвычайно важен не только для Соединенных Штатов и других высокоразвитых стран Запада, но и для современной России, перед которой со всей остротой стоит сейчас проблема выбора путей дальнейшего развития. Вот почему вопрос о про­исхождении, характере и содержании реформ Нового курса Ф. Рузвельта, о том, какие изменения внес он в структуру американского общества, и в наши дни является одним из актуальнейших проблем политической жизни и историографии.

В отечественной российской историографии за последние несколько десятилетий создан ряд ценных научных трудов, посвященных анализу Нового курса Ф.Рузвельта. В работах В.Л.Малькова, Д.Г.Наджафова, Н.В.Сивачева, Н.Н.Яковлева, А.С.Маныкина, А.А.Кредера и других отече­ственных историков были даны в целом взвешенные оценки основных ре­формистских мероприятий Нового курса, закрепивших за американским народом ряд новых, немыслимых ранее прав в социальной области ².

Отмечая высокий исследовательский уровень трудов современных ли­беральных историков, отечественные историки в то же время подвергали критике ряд узловых пунктов их концепции. Они, например, справедливо, на наш взгляд, указывали на характерную для этих работ чрезмерную пер­сонификацию исторического процесса, в результате чего чуть ли не един­ственными творцами реформистских циклов в истории США, в том числе и Нового курса, выступали великие президенты-реформаторы, каждый раз воплощавщие в своих реформах изначально характерную для Америки ли­беральную традицию. В соответствии с этим в большинстве трудов либе­ральных историков умалялась, а то и вовсе отрицалась роль массовых на­родных движений в осуществлении реформ. Пристальное внимание к этим социальным движениям как раз и было, пожалуй, наиболее сильной сторо­ной марксистской историографии.

Однако вплоть до конца 80-х годов в трудах российских ученых по но­вейшей истории, в том числе и по проблемам Нового курса Ф.Рузвельта, сохранялось немало догматических положений, прочно вошедших в марксистскую историографию. Особенно негативным было влияние пре­словутой теории общего кризиса капитализма, руководствуясь которой отечественные историки, как правило, делали вывод о невозможности ус­пешного решения социальных проблем в условиях капитализма, а значит, и о не­возможности его прогрессивного приспособления к потребностям общест­венного развития.

В настоящее время в российской историографии идет прогрессивный процесс критической переоценки укоренившихся догматических концепций истории США. Это относится и к истории Нового курса. Правда, иногда попытки такой переоценки ведут к “перехлестам” в противоположном направлении, к явной идеализации Ф.Рузвельта и его политики, к изображению его как выразителя народных интересов и принципиального борца против монополий. Все это делает еще более актуальной задачу создания российскими историками новых, отвечающих современным требованиям научных  трудов, посвященных Новому курсу Ф.Рузвельта ³.

 

Общеизвестно, что непосредственные предпосылки Нового курса были созданы в период глубочайшего во всей истории капитализма экономического кризиса 1929-1933 гг. Однако корни этой политики уходят далеко вглубь американской истории.

Основные постулаты либеральной идеологии сложились и заняли ведущее место в идейном арсенале важнейших стран Западной Европы и Северной Америки в первой половине XIX века, в период бурного развития капитализма. Это и стало основой для выдвижения на первый план идеологии классического либерализма, в которой традиционные либеральные принципы индивидуальной свободы и политической демократии соединились с учением о свободной рыночной экономике и невмешательстве государства в экономическую жизнь общества.

Главным отличием той модели классического либерализма, которая сформировалась в Соединенных Штатах, был пронизывавший ее демократический дух, твердая ориентация ее сторонников на джефферсоновские идеалы политического равенства, социального эгалитаризма и индивидуальной свободы. Эта модель либерально-демократического индивидуализма находила тогда широкую поддержку в массах рядовых американцев. В обстановке бурного экономического подъема, свободного доступа к западным землям после принятия акта о гомстедах и характерного для того периода высокого уровня социальной мобильности населения большинство американцев было уверено в том, что в стране сохраняется реальное равенство возможностей и что успех или поражение в борьбе за “место под солнцем” зависит только от  личных способностей и усилий каждого человека.

Однако в течение последних десятилетий XIX века либерально-реформистский облик американского общества, утвердившийся после Гражданской войны, претерпел решительные изменения. Основой этих кардинальных сдвигов стало возникновение системы гигантских трестов и других монополистических объединений, которые, действуя в тот период без каких-либо серьезных ограничений, уже к началу XX века превратили Соединенные Штаты в классическую страну корпоративного капитализма.

В условиях неограниченного господства крупных корпораций идеология классического либерализма стала стремительно терять свои демократические черты. Идеи индивидуальной свободы и равенства возможностей все чаще стали толковаться в духе социал-дарвинистских концепций “борьбы за существование” и “выживания наиболее приспособленных”. Эти доктрины “твердого индивидуализма” были взяты на вооружение могущественных “капитанов индустрии”.

Не удивительно, что в этой кардинально изменившейся обстановке, в условиях резкого сокращения социальной мобильности населения образ Америки как страны равных возможностей, где движение по “социальной лестнице, ведущей вверх”, зависит лишь от личной предприимчивости человека, стал все более тускнеть в сознании представителей социальных низов, испытывавших суровые бедствия, особенно в годы затяжных экономических депрессий, но лишенных какой бы то ни было помощи со стороны тех же самых правительственных кругов, которые предоставляли воротилам корпоративного бизнеса неограниченные возможности для обогащения. Неблагоприятные последствия господства крупного капитала ощущали на себе и средние слои населения. Они все острее чувствовали явное понижение своего социального статуса.

В этих условиях в конце XIX века и появились первые признаки глубокого кризиса капитализма свободной конкуренции. Со всей силой стало проявляться противоречие между экономической эффективностью капитализма и его асоциальностью. Сила и притягательность индивидуалистической идеологии были ослаблены. В порядок дня стал вопрос о необходимости позитивных регулирующих действий государства с целью смягчения экономических последствий процесса монополизации и создания системы социальной защиты членов общества.

Под воздействием сильной волны радикально-демократических антимонополистических движений, развернувшихся в конце XIX века, в период Прогрессивной эры были предприняты первые попытки реформирования традиционных институтов американского общества в соответствии с постулатами идеологии нового либерализма. Теоретические основы этой идеологии были разработаны в начале XX века в трудах видных представителей общественной мысли США Герберта Кроули, Луиса Брандейса и  их единомышленников. Идеологи нового либерализма исходили из того, что в изменившейся обстановке корпоративной Америки либералам надо отказаться от концепции “пассивного государства”. Напротив, государство должно стать регулятором экономической и социально-политической жизни общества.

Впервые эта концепция государственного активизма нашла свое практическое воплощение в политике “нового национализма” и “новой свободы”, неразрывно связанной с именами Теодора Рузвельта и Вудро Вильсона. Либеральные реформы, проведенные в период Прогрессивной эры, способствовали некоторому ограничению монополистической практики и пресечению наиболее вопиющих проявлений корпоративного произвола. Были проведены также меры по введению элементарных норм трудового законодательства и по демократизации избирательной системы. Все эти реформы Прогрессивной эры представляли собой первые шаги на пути приспособления традиционной структуры американского общества к потребностям социального прогресса, к новой обстановке, созданной превращением Америки в страну корпоративного капитализма.

Выполнение этой задачи прогрессивного реформирования американского капитализма стало главной, первостепенной необходимостью в начале 1930-х годов, в период “великой депрессии”. Экономический кризис 1929-1933 гг., самый глубокий кризис во всей истории капиталистической цивилизации, до основания потряс всю структуру американского общества. Гигантское падение промышленного производства, многомиллионная безработица, массовое разорение фермеров и средних слоев города, все более нараставшая волна коммерческих банкротств и банковских крахов - все это нанесло беспощадный удар по благосостоянию большинства американцев, ввергнув многих из них в безысходный кошмар нищеты, голода и пауперизма.

Психологическое влияние “великой депрессии” на миллионы рядовых американцев было тем более сильным, что катастрофическая обстановка, созданная кризисом, была глубочайшим контрастом по сравнению с относительным благополучием, которое переживали Соединенные Штаты в период капиталистической стабилизации 20-х годов, и тем более по сравнению с благостными картинками “нескончаемого процветания”, рисовавшимися в те годы официальной пропагандой. Полное отсутствие какой бы то ни было государственной системы социальной защиты жертв обрушившихся на страну экономических бедствий делало их положение особенно трагичным.

Не удивительно, что в начале 30-х годов в Соединенных Штатах стали один за другим возникать очаги социального протеста. Конечно, тяжелые удары кризиса нередко полностью парализовали волю рядовых американцев, и их возмущение далеко не всегда перерастало в открытые выступления. Но все же по мере углубления экономических бедствий движения социального протеста стали принимать все более массовый характер. Все это отразило глубокие сдвиги в массовом сознании. Крупный капитал вновь стал объектом острой критики. Более того, в период самого сильного обострения экономического кризиса в сознание американцев начали даже закрадываться сомнения в справедливости и разумности самой капиталистической системы. “Капитализм подвергся сейчас испытанию, и он его не выдержал, -говорилось, например, на собрании одной из церковных общин в штате Огайо в сентябре 1932 г -... Экономическая система, при которой погоня за прибылью ведет к разрушению благосостояния народа, должна быть либо полностью отброшена, либо фундаментально изменена”⁴.

В этой до предела напряженной политической обстановке и началась в 1932 г активная деятельность Франклина Делано Рузвельта, выдвинутого кандидатом на пост президента США от Демократической партии и развернувшего энергичную агитационную кампанию под лозунгом Нового курса. Уже в ходе этой предвыборной кампании Франклин Рузвельт убедительно продемонстрировал свой незаурядный талант искусного политического деятеля, умевшего соединять стойкие либеральные убеждения, закрепленные всей его предшествовавшей карьерой, с чувством нового, с готовностью на смелое экспериментирование и, с другой стороны, со склонностью к прагматизму и к политическому маневрированию. Конечно, в 1932 г у Рузвельта не было, да, вероятно, и не могло быть четко разработанной конкретной программы Нового курса. Но через все предвыборные выступления кандидата демократов красной нитью проходила идея активного государственного регулирования с целью изменения распределительного механизма американской экономики и обеспечения социальной защиты “забытого американца у подножья экономической пирамиды” ⁵.  Вопрос о том, каким путем надо осуществить эти идеи, Рузвельт вполне сознательно откладывал на будущее. Ему важно было показать свое принципиальное отличие от Гувера, упорно твердившего о незыблемости индивидуалистических канонов. В противовес кандидату республиканцев Рузвельт призывал к отказу от изживших себя традиций и к решительным смелым экспериментам.

В предвыборных речах кандидата Демократической партии в 1932 г  иногда высказывались и более смелые и весьма необычные для того времени идеи. Так, совершенно по-новому ставилась им проблема соотношения между правами человека и ответственностью государства. В программной речи в Сан-Франциско 23 сентября 1932 г Рузвельт говорил о том, что в новых условиях XX века необходимо дополнить положения Декларации независимости о защите естественных и неотчуждаемых прав человека провозглашением “декларации экономических прав”. “Каждый человек имеет право на жизнь, - утверждал он, - а это значит, что нельзя отрицать  и его права  на достаточно обеспеченные жизненные условия... Правительство должно дать каждому человеку возможность добиться своим трудом обладания необходимой для его нужд части общественного богатства... Если для обеспечения этого права человека надо ограничить  собственнические права спекулянта, манипулятора, финансиста, я считаю такое ограничение совершенно необходимым” ⁶.

В этих рассуждениях Рузвельта было дано теоретическое обоснование необходимости предоставления государству широких социальных функций. В них содержалась по сути дела программа создания системы государственной социальной защиты членов общества.

Разумеется, необходимость следовать весьма традиционным официальным рекомендациям платформы партии нередко придавала речам кандидата демократов черты непоследовательности и противоречивости. Но это также было частью тактического курса Рузвельта в ходе предвыборной кампании. Ведь ему необходимо было объединить вокруг себя все долгое время враждовавшие между собой фракции Демократической партии, а значит, и слои населения, шедшие за ними, завоевать голоса избирателей с весьма различными взглядами.

Гибкая тактика кандидата демократов, значительно меньшая его обремененность индивидуалистическими путами, провозглашенный им курс на смелое экспериментаторство и либеральные реформы - все это в обстановке усиливавшегося недовольства избирателей политикой республиканской администрации обеспечило Рузвельту убедительную победу на выборах.

Между тем экономический кризис в стране бушевал с неослабевающей силой, и конца ему по-прежнему не было видно. Более того, в феврале 1933 г, в последние недели, а затем и дни республиканского правления, вслед за новым падением производства начался полный развал банковской системы, которая по сути дела перестала функционировать. Банковская катастрофа практически парализовала экономическую жизнь страны.

В этой чрезвычайной обстановке все слои американского общества жаждали действия. Представители делового мира готовы были поддержать любые меры, способные остановить дальнейший развал экономики и вдохнуть новые силы в капиталистическую систему. С мольбой и надеждой смотрели на Белый дом и миллионы рядовых американцев. Они хотели видеть нового президента полным уверенности, оптимизма и энергии.

Именно таким и показал себя Франклин Рузвельт  4 марта 1933 г в своей официальной речи при вступлении на пост президента. Ее лейтмотивом было обещание самых энергичных действий по борьбе с кризисом. Для успеха в этой борьбе, заявил он, необходимо “предоставить исполнительной власти такие же широкие полномочия, какие были бы даны президенту, если бы внешний враг вторгся в нашу страну” ⁷.

С первых же дней после своего прихода к власти правительство Рузвельта приступило к целой серии чрезвычайных мер. Уже 9 марта 1933г оно созвало специальную сессию Конгресса, работа которой продолжалась более трех месяцев. Конгресс принял множество законов, которые охватили в совокупности все стороны экономической и социально-политической жизни Соединенных Штатов. Так уже в течение “первых  ста дней” деятельности президента Рузвельта были заложены основы политики, явившиеся конкретной реализацией выдвинутого им лозунга Нового курса.

Одной из важнейших задач политики Нового курса на первом этапе ее развития (1933-1934 гг.) было сохранение и максимально возможное укрепление корпоративной структуры американской финансово-экономической системы. В чрезвычайных условиях кризиса Рузвельт вполне сознательно отказался от всякой антимонополистической риторики и взял курс на прямое сотрудничество с крупным корпоративным бизнесом с целью оздоровления экономики и укрепления основ капиталистического строя.

Однако выполнение этой задачи было невозможно без внесения крупных изменений в структуру капитализма, без ограничения присущей ему асоциальности, без создания системы социальной защиты населения, рассчитанной на укрепление социальной стабильности общества. Поэтому уже на первом этапе Нового курса администрация Рузвельта направила свои усилия на проведение ряда либеральных реформ с целью расширения социально-политических прав рабочих, фермеров, городских средних слоев.

Практические действия правительства Рузвельта на первом этапе Нового курса как раз и характеризовались этой двойственностью, соединением двух различных, но в то же время тесно взаимосвязанных направлений социально-экономической политики. В какой-то мере эта двойственность была результатом того, что, действуя в чрезвычайной обстановке, администрация Рузвельта вынуждена была руководствоваться при выборе приоритетов своего политического курса не четко разработанной теоретической программой реформ, а наиболее настоятельными нуждами текущего момента, требующими немедленного реагирования. Однако этот несомненный прагматизм политики Рузвельта, на который обычно делается упор во многих исследованиях, вовсе не исключал четкой руководящей идеи первого этапа Нового курса. Она заключалась в том, чтобы средствами активного государственного регулирования добиться преодоления кризиса, укрепить основы существующего строя, создать в стране обстановку социального мира и обеспечить рузвельтовской администрации имидж поборника  общенационального единства. В выступлениях 1933-1934 гг. Рузвельт не раз развивал эти руководящие идеи. “Новый курс, - говорилось в одном из них, - стремится сцементировать все наше общество, богатых и бедных, в  добровольное братство свободных граждан, сплоченных воедино и стремящихся к общему благу для всех” ⁸.

Эта двуединая линия на сочетание мер, рассчитанных  на укрепление позиций крупного корпоративного бизнеса, и некоторых, хотя на первых порах весьма ограниченных шагов по пути либеральных социальных реформ, четко просматривалась во всех направлениях социально-экономической политики правительства Рузвельта на первом этапе Нового курса.

В сфере финансово-банковской политики приоритет сразу же был отдан мерам в пользу крупного капитала, хотя, конечно, в спасении банковской системы от полного краха и в возобновлении ее нормального функционирования так или иначе были заинтересованы все американцы. По условиям чрезвычайного банковского акта, проведенного новым правительством через Конгресс в первые же часы его специальной сессии, право на открытие и на получение государственного займа имели только “здоровые” банки, которыми на практике оказывались, как правило, крупные банки. Операции правительственной Реконструктивной финансовой корпорации, начатые еще  в 1932 г Гувером, были теперь значительно расширены. За первые два года Нового курса сумма займов РФК превысила 6 млрд. долл. Неизбежным результатом этой политики было вытеснение многих мелких банков и дальнейшая концентрация банковской системы.

Другие финансовые мероприятия администрации Рузвельта в 1933-1934гг - расширение полномочий Федеральной резервной системы и установление правительственного контроля над нею, сосредоточение в руках государства всего золотого запаса страны, девальвация доллара - были направлены главным образом на увеличение финансовых ресурсов государства и на усиление его регулирующих функций. Но одновременно с этим были приняты меры к успокоению мелких акционеров и вкладчиков. Проведенный в 1933 г закон Гласса-Стигалла четко разделил депозитные и инвестиционные функции банков, поставив тем самым известный барьер спекулятивным операциям. Вводилось также страхование банковских вкладов, 100-процентное для вкладов, не превышавших 10 тыс. долл., и частичное для вкладов больших размеров.

 Одновременно правительство Рузвельта добилось значительного упорядочения операций на фондовых биржах. С целью ограничения биржевых спекуляций, получивших поистине скандальный характер в годы “просперити”, была создана специальная Комиссия по торговле акциями, которой было поручено регулировать операции фондовых бирж и следить за тем, чтобы строго соблюдались установленные законом правила выпуска и распространения акций.

Явным приоритетом при определении характера государственного регулирования промышленности также пользовались круги крупного корпоративного бизнеса. Не случайно в основу Национального закона о восстановлении промышленности (НИРА), принятого 16 июня 1933 г, был положен план, предложенный еще в 1931 г президентом фирмы “General Electric” Джерардом Своупом и одобренный затем Торговой палатой США. В соответствии с ним всем ассоциациям предпринимателей было предписано выработать так называемые кодексы честной конкуренции, которые после их утверждения президентом приобретали силу закона. В кодексах определялись условия и объем производства, а также минимальный уровень цен. На время действия НИРА, ограниченное двумя годами, все эти операции исключались из сферы действия антитрестовского законодательства.

Осуществление закона о восстановлении промышленности значительно укрепило корпоративную структуру американской экономики. Задавая тон при разработке кодексов, представители крупнейших корпораций диктовали условия производства и сбыта всем остальным промышленным предприятиям и фирмам. Неизбежным результатом государственного регулирования промышленности на основе НИРА стало принудительное картелирование промышленности и укрепление позиций корпоративного бизнеса.

Однако наряду с этим закон о восстановлении промышленности официально декларировал признание ряда социально-политических прав рабочих. Статья 7а НИРА предписывала предпринимателям фиксировать в кодексах обязательный минимальный уровень заработной платы и максимальную продолжительность рабочей недели. В той же статье провозглашалось право рабочих на объединение в профсоюзы и на заключение коллективного договора.

Официальное закрепление в кодексах некоторых важных норм трудового законодательства создавало более благоприятную обстановку для борьбы за реальное улучшение условий найма рабочей силы. Но все же это был только первый шаг на пути к созданию системы трудовых отношений, соответствующих условиям высокоразвитого индустриального общества. Статья 7а НИРА признавала право рабочих на профсоюзы и коллективный договор, но отнюдь не обязывала предпринимателей признавать эти права. Поэтому очень часто предприниматели либо вообще отказывались от признания профсоюзов и заключения коллективных договоров с ними, продолжая придерживаться принципа “открытого цеха”, либо создавали компанейские профсоюзы, полностью зависимые от хозяйской воли, и с их помощью навязывали рабочим невыгодные им трудовые соглашения.

В законе о восстановлении промышленности был также раздел об организации общественных работ для безработных. На основе этого закона была создана Администрация общественных работ (PWA) во главе с министром внутренних дел Г.Икесом. На осуществление работ по проектам PWA было ассигновано 3,3 млрд. долл. Кроме мер, предусмотренных в НИРА, администрация Рузвельта использовала и другие каналы помощи безработным. Так, весной 1933 г началось создание сети лесных лагерей для безработной молодежи. Тогда же Федеральная администрация по оказанию чрезвычайной помощи (FERA) во главе с Г.Гопкинсом приступила к выдаче финансовых дотаций штатам для оказания помощи безработным. Наконец, в ноябре 1933 г, была основана Администрация гражданских работ (CWA), в задачу которой входило предоставление безработным временного занятия в течение зимних месяцев.

Уже на первом этапе Нового курса масштабы организованных  правительством общественных работ были весьма значительными. На них было занято в среднем 2,5-3 млн., а в отдельные месяцы даже до 4,5 млн. человек. Но все же они в лучшем случае поглощали не более четверти армии безработных, а остальные по-прежнему были лишены помощи.

Таким образом, при всей принципиальной важности либеральных реформ в области трудового законодательства и в сфере помощи безработным, проведенных правительством Рузвельта в первый период Нового курса, они были все же довольно умеренными, а иногда и просто декларативными. Уровень социальной защищенности лиц наемного труда в США оставался в то время еще сравнительно низким.

Весьма противоречивый характер носили и мероприятия рузвельтовской администрации в сфере аграрной политики. Главной задачей закона о помощи фермерам, принятого 12 мая 1933 г, было повышение цен на продукты сельского хозяйства. Достигнуть этой цели намечалось путем сокращения посевных площадей и поголовья скота, за что фермерам полагалась специальная премия. Источником этих правительственных  субсидий стал налог на первичную обработку сельскохозяйственных продуктов, то есть в конечном счете налог на потребителей. Осуществление этой программы поручалось Администрации восстановления сельского хозяйства (ААА).

Операции ААА принесли немалые выгоды группам крупного коммерческого фермерства, которые получили большую часть премиальных платежей за ограничение производства. К тому же интенсификация их хозяйства за счет новых капиталовложений давала им возможность собирать на сокращенных площадях не меньшие, а иногда даже большие урожаи. Однако для масс мелкого фермерства эти операции имели неблагоприятные последствия. Выплата сравнительно небольших премиальных платежей во многих случаях никак не могла компенсировать им уменьшение и без того весьма скромных размеров сельскохозяйственного производства.

Осуществление программы ААА сопровождалось планомерным уничтожением сельскохозяйственной продукции. Это проводилось в тот же самый период, когда значительная часть населения страны страдала от недостатка самых необходимых продуктов питания. Эта парадоксальная ситуация была неизбежным результатом политики приспособления сельскохозяйственного производства к узким границам платежеспособного спроса.

Закон о помощи фермерам предусматривал также рефинансирование фермерской ипотечной задолженности. Общая сумма займов, предоставленных в течение 1933-1935 гг. фермерам-должникам, превысила 1,5 млрд. долл. Правительственные займы предотвратили крах многих банков и страховых компаний, державших фермерские ипотеки.  Они укрепили положение более состоятельных групп фермеров-должников. Что же касается мелких фермеров, то многие из них по-прежнему были предоставлены самим себе, ибо условия рефинансирования были для них недоступны.

На первых порах Новый курс встретил практически всеобщую поддержку. Это и понятно - в чрезвычайной обстановке  до предела обострившегося кризиса все социальные слои американского общества, и верхи, и низы, связывали с политикой Нового курса надежды на выход из затянувшегося экономического бедствия. Происшедшее весной и летом 1933 г улучшение экономической конъюнктуры еще более укрепило эти надежды, создав вокруг имени Франклина Рузвельта ореол “спасителя от кризиса”. На какое-то время в  стране действительно возникла обстановка “национального единства”.

Однако это продолжалось недолго. Уже в 1934 г возникла сильная оппозиция Новому курсу. Но требования различных оппозиционных течений и стоявших за ними социальных слоев были диаметрально противоположными. Одни были недовольны Новым курсом потому, что они считали его недостаточно радикальным, в то время как  другим он, напротив, казался слишком радикальным.

Серьезный вызов политике рузвельтовской администрации составила в 1934-1935 гг. оппозиция Новому курсу слева. Практическая деятельность правительства Рузвельта по осуществлению программы реформ, на которые массы рядовых американцев возлагали столь радужные надежды, очень быстро показала многим из их, что Новый курс далеко не приносит того, что им было обещано и чего они от него ждали. К тому же после кратковременного улучшения экономической конъюнктуры промышленное производство в США вновь стало сокращаться. Оно все еще было гораздо ниже уровня 1929 г. В стране по-прежнему сохранялась массовая безработица. Кризисное положение было в сельском хозяйстве. Не удивительно, что первоначальное воодушевление масс по поводу перспектив Нового курса стало постепенно сменяться разочарованием и недовольством. На этой основе в 1934-1935 гг. в Соединенных Штатах вновь усилились различные движения социального протеста.

Наиболее активными участниками этих движений были промышленные рабочие. Преодолев состояние апатии и подавленности, охватившее большинство из них  в период кризиса, они вновь обратились к средствам активной забастовочной борьбы. В ней проявилось их растущее недовольство недостаточной эффективностью трудового законодательства правительства Рузвельта, их возмущение систематическим нарушением предпринимателями статьи 7 а НИРА, распространением компанейских союзов. На первом этапе Нового курса эти проблемы оказались  в центре внимания организованного рабочего движения. Не случайно во всех крупных забастовках тех лет, как правило, выдвигались требования точного соблюдения положений НИРА об условиях труда и в особенности о праве рабочих на создание своих собственных профсоюзов и на заключение коллективных договоров. Участники рабочего движения требовали также увеличения правительственных ассигнований на помощь безработным и введения федеральной системы социального страхования. Преимущественная ориентация рузвельтовской администрации на защиту интересов бизнеса была решительно отвергнута рабочими.

В 1934-1935 гг. в США развернулась и новая сильная волна массовых демократических движений. В условиях продолжавшейся экономической депрессии миллионы обездоленных, отчаявшихся людей - безработных, мелких фермеров, негров и других представителей социальных низов - год за годом испытывали суровые лишения, нищали, голодали, разорялись. Они мучительно искали выход из создавшегося невыносимого положения. Новый курс мало что изменил в их жизни. Теряя последние надежды,  они хватались за все, что, казалось, сулило им избавление от бедствий. Так возникли многочисленные “движения  панацей”, участники которых  поддерживали различные и, как правило, утопичные проекты радикальных реформ.

Более реалистический и целенаправленный характер носило возобновившееся в те годы движение за независимые политические действия и создание третьей партии. Важную роль в этом движении играли Лига за независимые политические действия, созданная еще в 1929 г группой радикальной интеллигенции, и две наиболее крупные местные третьи партии - Фермерско-рабочая партия Миннесоты и Прогрессивная партия Висконсина.

Главную причину бедственного положения народа руководители этих радикальных групп видели в господстве крупного корпоративного капитала, в руках которого находились важнейшие средства производства и который оказывал решающее влияние на органы государственной власти. Своей конечной целью они провозглашали создание кооперативного общества, в котором процесс производства и распределения материальных благ был бы направлен на удовлетворение потребностей всех американцев.

Таким образом, оппозиция Новому курсу слева уже в 1934 г выросла в серьезную политическую силу. Это поставило перед правительством Рузвельта вопрос о дальнейших перспективах государственной социально-экономической политики, о преодолении недостаточной эффективности Нового курса.

Сильная оппозиция политике рузвельтовской администрации возникла в 1934-1935 гг. и справа. Это объяснялось  тем, что в настроениях значительной части крупного корпоративного бизнеса произошли решительные изменения. Наиболее трудный период экономического кризиса остался позади. Экономическая конъюнктура в стране стала более благоприятной. В государственном регулировании экономики теперь уже не было такой крайней необходимости, как в 1933 г. Напротив, по мере улучшения экономического положения Новый курс и в особенности статьи НИРА о регулировании условий труда все более стесняли консервативные круги бизнеса, мечтавшие о возврате к временам неограниченного предпринимательского произвола. Любые шаги в направлении либерального социального  законодательства казались им совершенно неприемлемыми. Вот почему уже в 1934 г часть крупного корпоративного капитала перешла в непримиримую оппозицию Новому курсу.

Консолидация ультрареакционных сил нашла наиболее четкое выражение в возникновении Американской лиги свободы. Эта ультраконсервативная организация была создана в августе 1934 г при непосредственном участии таких гигантов корпоративного бизнеса, как финансовая группа Дюпонов и автомобильный концерн “General Motors”. В руководство лиги вошли деятели консервативных кругов Демократической и Республиканской партий. Американская лига свободы потребовала полного отказа от государственного регулирования экономики и от всяких либеральных реформ. Имея неограниченные финансовые ресурсы, лига начала систематическую пропагандистскую кампанию против политики Нового курса.

Конечно, сама по себе Американская лига свободы не могла стать крупной политической силой. Ее программа была слишком консервативной. Потенциальная опасность ультраконсервативной оппозиции Новому курсу состояла в том, что в абсолютном неприятии и бескомпромиссном отрицании рузвельтовской политики с ней сходились политические силы, которые по видимости казались ультрарадикальными. Их возглавляли деятели демагогического толка, которые, претендуя на роль борцов против крупного капитала и выдвигая “простые” рецепты решения сложнейших социальных проблем, привлекали на свою сторону широкие массы социальных низов общества и стремились направить их не только против Нового курса, но и против самого строя политической демократии. Именно такой характер носили наиболее сильные и наиболее опасные правопопулистские движения, развернувшиеся в США в середине 30-х годов, во главе которых стояли сенатор от штата Луизиана Хью Лонг и католический священник из Детройта Чарльз Кофлин. По своим программным установкам и методам политической борьбы эти право­популистские претенденты на роль носителей “справедливой твердой власти” были близки к вождям европейского фашизма.

Ультраконсервативная пропаганда Американской лиги свободы и особенно массовые движения под руководством псевдорадикальных демагогов представляли собой серьезную опасность для рузвельтовской администрации. Но это была только часть правой оппозиции Новому курсу. Другую, не менее, а, пожалуй, даже более опасную угрозу политике Нового курса справа составили действия Верховного суда США, в котором и в эти годы  продолжали господствовать консервативные индивидуалистические доктрины, отрицающие правомерность государственного вмешательства в сферу частного предпринимательства. С усилением правой оппозиции правительству Рузвельта консервативное большинство Верховного суда перешло в решительное наступление на политику Нового курса. 27 мая 1935 г Верховный суд объявил о не конституционности НИРА, а 6 января 1936 г та же судьба постигла закон о регулировании сельского хозяйства. За короткий срок были признаны неконституционными еще девять законов, принятых Конгрессом в 1933-1934гг.

Огромная опасность решений Верховного суда состояла в том, что они подрывали конституционную основу политики Нового курса. Об этом четко заявил президент Рузвельт через несколько дней после отмены НИРА. Позиция, занятая Верховным судом, сказал он, поставила проблему, от решения которой зависит будущее страны. “Должен ли народ, - продолжал президент, - прийти к заключению, что федеральное правительство не будет впредь располагать никакими законными правами и конституционными полномочиями на любое вмешательство в решение экономических проблем общества ? Значит ли это, что оно не сможет принимать участие в попытках улучшения социальных условий жизни  нации ?” ⁹

Рузвельт категорически возражал против этой точки зрения. Он заявил, что в 30-е годы XX века, в эпоху высокоразвитого индустриального общества, Верховный суд пытается возродить безнадежно устаревшую интерпретацию полномочий федерального правительства.

Решения Верховного суда поставили серьезную преграду дальнейшему осуществлению социально-экономических программ, принятых на первом этапе Нового курса. Между тем и в кругах рабочего движения и в рядах участников массовых движений демократического социального протеста все более усиливались настроения не только в пользу продолжения, но  и в пользу существенной радикализации политики Нового курса. Рузвельт и его советники не могли не считаться с этими настроениями.

За первые два года президентства существенно эволюционировали и взгляды самого Рузвельта. Мероприятия, проведенные им в течение “первых ста дней” Нового курса, были чрезвычайными экспериментами, рассчитанными на преодоление глубочайшего кризиса. Ни сам президент, ни большинство его советников еще не предусматривали тогда возможности превращения этих чрезвычайных мер в постоянный курс социально-экономической политики и не подвергали сомнению принцип поддержания сбалансированного бюджета. Опыт первых лет Нового курса стал постепенно менять их отношение к вопросу об условиях и сроках применения мер государственного экономического регулирования, а в какой-то мере и к вопросу о правомерности практики дефицитного финансирования. В распространении этих взглядов определенную роль играло то, что в кругах советников Рузвельта становилась все более популярной экономическая теория Джона Мейнарда Кейнса.

Постепенно менялось и отношение Рузвельта к вопросу о месте либеральных социальных реформ в политике Нового курса. Становилось все более очевидным, что попытки создания в стране обстановки национального единства окончились неудачей.  В условиях быстрой поляризации общества продолжение той “средней” линии балансирования между различными социальными группами, которой придерживался президент на первом этапе Нового курса, вызывало сопротивление и слева и справа. Становился необходимым выбор: либо отказ от политики реформ, либо новые энергичные шаги по пути либерального социального законодательства.

Таковы были основные факторы, приведшие к решительной переориентации политики рузвельтовской администрации. В 1935 г в политике Нового курса произошел значительный сдвиг влево. Начался второй этап Нового курса, главной отличительной чертой которого было то, что, отказавшись от политики балансирования, правительство Рузвельта в гораздо большей, нежели ранее, степени стало учитывать интересы трудового населения городов и ферм. Весной и летом 1935 г, в течение “вторых ста дней” Нового курса, была проведена новая серия чрезвычайно важных либеральных реформ. На первый план в политике федерального правительства стал все более выдвигаться социальный аспект.

Наиболее крупным социальным завоеванием второго этапа Нового курса стал Национальный акт о трудовых отношениях, или закон Вагнера, вступивший в силу 5 июля 1935 г. В этом самом радикальном законе Нового курса положения о правах рабочих получили принципиально новое толкование по сравнению с тем, как они трактовались в НИРА. Закон Вагнера не только декларировал права рабочих на организацию и на заключение коллективного договора, как это было зафиксировано в статье 7 а НИРА, но и гарантировал им право на вступление в избранный ими профсоюз и на заключение коллективного договора между выборными представителями рабочих и предпринимателями. Правительство не только провозгласило законность профсоюзной деятельности, но и легализовало принцип “закрытого цеха” как высшей формы профсоюзных гарантий. Было закреплено также право рабочих на стачку и пикетирование.

Важным нововведением закона Вагнера было существенное ограничение предпринимательских прерогатив. Отныне правительственные органы должны были пресекать такие виды “нечестной трудовой практики” предпринимателей, как преследование рабочих за участие в профсоюзном движении, создание компанейских союзов, отказ от переговоров с выборными представителями рабочих по вопросам заключения коллективного договора. Контроль за осуществлением закона был возложен на Национальное управление по трудовым отношениям, решения которого  были обязательны для предпринимателей и могли оспариваться ими только через суд.

Другой важнейшей социальной реформой второго этапа Нового курса было принятие первого в истории Соединенных Штатов федерального закона о социальном страховании. Этот закон, подписанный президентом Рузвельтом 14 августа 1935 г, вводил страхование двух видов - систему пенсий по старости и пособий по безработице. Условия и нормы пенсионного обеспечения были едиными для всей страны. Его фонды создавались за счет паритетного налогового обложения предпринимателей и лиц наемного труда. Страхование по безработице строилось на федерально-штатной основе. Конгресс устанавливал лишь порядок создания фондов и нормы налогового обложения предпринимателей, а круг получателей пособий, размеры и сроки их выплат определялись законодательством штатов. Существенной слабостью нового закона было то, что он распространялся только на рабочих относительно крупных промышленных предприятий и совсем не охватывал рабочих и служащих, занятых в торговле, сфере обслуживания и в сельском хозяйстве. Но при всех своих недостатках закон о федеральной системе социального страхования стал, наряду с законом Вагнера, крупной вехой в истории либерального социального законодательства в США.

На втором этапе Нового курса произошло значительное увеличение масштабов общественных работ и расширение их клиентуры. В апреле 1935 г конгресс принял закон, который предусматривал новые, очень крупные ассигнования на эти цели - 4,9 млрд. долл. Для руководства осуществлением этой обширной программы была создана новая организация - Администрация по реализации общественных работ (WPA) во главе с Г.Гопкинсом. В отличие от действовавшей  с 1933 г Администрации общественных работ (PWA), которая делала упор на осуществление крупных проектов капитального строительства, рассчитанных на стимулирование экономики, руководства WPA стремилось занять на своих объектах возможно большее число безработных на любой работе, не требующей крупных капиталовложений. 85% всех расходов на объектах WPA шло на заработную плату и жалованье клиентам. Новая организация оказала большую помощь также лицам интеллектуальных профессий - артистам, писателям, художникам, архитекторам. В целом уже весной 1936 г на различных объектах WPA было занято около 3,5 млн. человек. Важным результатом этой деятельности было укрепление производственной и создание основы социально-культурной инфраструктуры американского общества.

Важный поворот произошел в середине 30-х годов и в аграрной  политике Нового курса. В феврале 1936 г, вскоре после отмены ААА, правительство Рузвельта провело через Конгресс новый сельскохозяйственный закон, в котором наряду с выдвижением очередной программы сокращения производства продуктов земледелия и животноводства были предусмотрены меры по восстановлению плодородия почв. Актуальность этой проблемы стала особенно очевидной после сильной засухи 1934 г и грандиозных пыльных бурь тех лет. Охрана и дальнейшее развитие естественных ресурсов входили и в круг задач Администрации долины реки Теннеси (TVA), которая была создана еще в 1933 г. Уже тогда это новое федеральное агентство приступило к осуществлению обширной программы государственного гидроэнергостроительства в бассейне реки Теннеси, в одном из наиболее отсталых районов Юга. Однако на втором этапе Нового курса цели TVA были значительно расширены: ее первоначальная программа обеспечения электроэнергией производства дешевых азотных удобрений переросла в широкую программу регионального социально-экономического планирования с целью повышения жизненного уровня населения этого депрессивного района.

Важную роль в этом плане играла и созданная в мае 1935 г Администрация по сельской электрификации (REA), которая приступила к организации фермерских кооперативов и к оказанию им долгосрочных займов и технической помощи для сооружения линий электропередач и снабжения ферм электроэнергией. Деятельность REA была весьма успешной. Если в середине 30-х годов лишь одна из каждых 10 ферм США была электрофицирована, то к концу 30-х годов были электрофицированы уже четыре из каждых 10 ферм.

Принципиальным сдвигом в аграрной политике правительства на втором этапе Нового курса было, наконец, то, что правительственная помощь стала оказываться не только состоятельным группам фермерского населения, но и его низко доходным слоям. Это проявилось в создании в 1935 г Администрации по переселению, которая в начале 1937 г была преобразована в Администрацию по охране фермерских хозяйств. Программа деятельности этих федеральных учреждений включала строительство лагерей для сельскохозяйственных рабочих-мигрантов, оказание финансовой помощи мелким фермерам для переселения их на более плодородные земли, выдачу займов мелким арендаторам для покупки ферм, создание кооперативов мелких фермеров с целью приобретения сельскохозяйственного инвентаря, сбыта продукции, а в отдельных случаях и для совместной обработки земли. Конечно, все эти меры помощи мелким фермерам, предпринятые администрацией Рузвельта в середине 30-х годов, были важны не столько своими практическими результатами (они были невелики), сколько тем, что концепция социальной ответственности государства была хотя бы в принципе распространена на самые низко доходные и наиболее бесправные слои населения страны.

Таким образом, на втором этапе Нового курса произошли решительные изменения в характере социальной политики правительства Рузвельта. На первый план в ней была выдвинута проблема проведения реформ в пользу широких слоев населения США. Разумеется, либеральные реформы 1935-1936 гг. были далеки от того, чтобы решить сложные социальные проблемы, стоявшие перед миллионами рядовых американцев. Даже после принятия закона Вагнера в сфере трудового законодательства оставалось еще немало проблем. Американская система социального страхования не распространялась на многие стороны повседневной жизни граждан и далеко отставала от стандартов передовых стран Западной Европы. Общественные работы даже в эти годы не могли охватить всю огромную армию безработных. Многие низко доходные группы населения по-прежнему были лишены помощи. И все же при всех своих слабостях и пробелах либеральные реформы 1935-1936 гг. были крупным шагом вперед по пути социального прогресса. Впервые в истории США было положено начало созданию разветвленной государственной системы социальной защиты населения. Не случайно подавляющее большинство населения страны приветствовали этот крупный прогрессивный сдвиг в политике рузвельтовской администрации.

Но серьезный сдвиг влево в политике Нового курса на втором этапе его эволюции вызвал острое недовольство консервативных групп крупного капитала. Это недовольство переросло в открытое сопротивление, когда летом 1935 г правительство Рузвельта провело через Конгресс два важных закона, так или иначе затрагивавших материальные интересы корпоративных фирм и крупных собственников. Первой из этих мер был акт о регулировании держательских компаний в сфере предприятий общественного пользования, принятый в августе 1935 г. По условиям нового закона все частные фирмы, обеспечивавшие потребности страны в газе и электроэнергии, ставились под жесткий государственный контроль. Полностью запрещались многоэтажные пирамиды держательских компаний, получившие широкое распространение в США. Одновременно с этим был принят новый налоговый закон, который значительно увеличил налоговое обложение групп населения с особо высоким уровнем доходов, а также налоги на сверхприбыли корпораций.

Консервативные группы крупного бизнеса встретили эти законодательные акты подлинным взрывом ярости. Они обвиняли Рузвельта в злостном нарушении американских традиций, в покушении на священные права частной собственности, в  потворстве опасным радикалам и демагогам. А патриарх американской “желтой прессы” Уильям Рэндолф Херст заявил, что новые законы - это “чистейший пример коммунизма”.

Разумеется, эти обвинения не имели ничего общего с действительностью, Рузвельт и его советники вовсе не заняли враждебную позицию по отношению к бизнесу, в чем их обвиняли консерваторы. Напротив, глава Белого дома не раз утверждал о своей неизменной поддержке бизнеса. “Мало кто в Соединенных Штатах, - говорил президент в одной из своих предвыборных речей в президентской кампании 1936 г, - так же сильно верит в систему частного предпринимательства, частной ответственности и частной выгоды, как я. И ни одно другое правительство в истории нашей страны не сделало для бизнеса больше, чем правительство Демократической партии, начиная с 1933 г” ¹⁰.

Но по сравнению с 1933 г в позиции президента Рузвельта по отношению к кругам консервативного бизнеса произошли существенные изменения. На втором этапе Нового курса, после серии проведенных тогда либеральных реформ и в особенности в преддверии избирательной кампании 1936 г, Рузвельт  счел целесообразным перейти от прямого сотрудничества с крупным корпоративным бизнесом, что он полагал абсолютно необходимым в чрезвычайной кризисной обстановке 1933 г, к критике чрезмерной мощи крупнейших корпораций в экономике и их политических амбиций в политической жизни страны. Не случайно в выступлениях президента во время “вторых ста дней” Нового курса вновь отчетливо зазвучала антимонополистическая риторика.

В еще большей степени это было характерно для периода избирательной кампании 1936 г. Став официальным кандидатом Демократической партии, Рузвельт стремился заверить избирателей в том, что сторонников Нового курса, борющихся за расширение прав народа, и немногочисленную группу крупных промышленных и финансовых дельцов, этих алчных богачей, или, как он назвал их, “экономических роялистов”, сопротивляющихся этому справедливому делу, разделяют непримиримые противоречия.

“Роялисты экономического мира, - говорил президент в одной из  предвыборных речей, - признают, что обеспечение политических прав граждан составляет обязанность правительства, но они считают, что никому нет никакого дела до сферы экономического рабства. Они милостиво готовы признать, что правительство может защищать право граждан участвовать в выборах, но отрицают за ним право делать что бы то ни  было для защиты права граждан на труд и на жизнь. Но мы придерживаемся убеждения, что свобода не может существовать только наполовину. Если гражданину гарантированы равные возможности в процессе выборов, то он должен иметь соответствующие возможности и в экономической сфере”¹¹.

Крупный сдвиг влево в политике Нового курса явился главной причиной блестящей победы Рузвельта на выборах 1936 г. Эта блистательная победа означала, что американский народ дал ему мандат на продолжение политики либеральных реформ. Настоятельная необходимость дальнейшего следования по этому пути отчетливо осознавалась и президентом. В очередном послании Конгрессу о положении в стране в начале января 1937 г Рузвельт говорил, что двумя главными направлениями политики Нового курса являются помощь государства в восстановлении экономики и “обдуманный курс на повышение личного благосостояния и расширения возможностей для масс народа”. И в том и в другом случае правительство стремится к “успешному приспособлению наших исторических традиций к условиям сложного современного мира”¹².

Однако столь же отчетливо Рузвельт сознавал и то, насколько далека еще была Америка от осуществления этих целей. О масштабах лишений миллионов американцев президент горячо и взволнованно говорил в своей знаменитой инаугурационной речи в день вступления во второй президентский срок 20 января 1937 г. Он обещал и дальше вести американский народ по избранной им дороге.

Первые же месяцы второго срока президентства Рузвельта показали, что политика Нового курса, перед которой были поставлены новые сложные задачи, встретилась с серьезнейшими трудностями.

Триумфальная победа Рузвельта на выборах 1936 г вызвала большой энтузиазм в массах рядовых американцев. Они ожидали, что руководимая им администрация демократов еще более решительно станет на сторону народа и осуществит новую серию либеральных реформ для улучшения его положения. Особой активностью отличались рабочие. На рубеже 1936 и 1937 годов в стране началась волна знаменитых “сидячих стачек”, которая охватила сотни тысяч рабочих важнейших  отраслей промышленности. Она оказалась настолько успешной, что даже такие гиганты корпоративного бизнеса, как “General Motors”, “General Electric”, “U.S.Steel Corporation” и другие, вынуждены были признать новые массовые производственные профсоюзы, созданные под эгидой КПП, и пойти на заключения коллективных договоров с ними. Профсоюзное движение все более настойчиво требовало от правительства дальнейших шагов по пути реформ.

Однако “сидячие стачки” вызвали необычайно острую негативную реакцию в кругах крупного бизнеса. Это и понятно - ведь они значительно увеличили эффективность забастовочной борьбы, затруднив предпринимателям возможность использования штрейхбрехеров. К тому же действия рабочих во время “сидячих стачек”, как правило, расценивались в консервативных кругах как посягательство на права частной собственности. Поэтому объединения предпринимателей потребовали от президента самых решительных действий для подавления забастовок. Когда же Рузвельт, в принципе осудив “сидячие забастовки”, в то же время отказался применить силу для их прекращения, недовольство в широких предпринимательских кругах возросло еще больше.

Значительные изменения в позициях деловых кругов объяснялись и существенным улучшением экономической конъюнктуры в стране. Индекс промышленного производства в 1937 г впервые превысил докризисный уровень 1929 г. В условиях промышленного подъема предприниматели вновь начали ощущать уверенность в своих силах, которую они утратили за годы “великой депрессии”. Это неизбежно вело к тому, что все более значительные круги крупного бизнеса считали излишним и даже вредным всякое вмешательство государства в экономику и требовали решительного сокращения правительственных расходов на общественные работы и другие социальные нужды.

Настроения в пользу существенного ограничения либерального социального реформаторства в 1937 г нашли широкое распространение и в умеренно-консервативных кругах Демократической партии, которые до тех пор, хотя и без особого энтузиазма, все же поддерживали политику Нового курса.

Дальнейшая поляризация социальных сил американского общества поставила перед  рузвельтовской администрацией чрезвычайно трудные проблемы. С одной стороны, усиление консервативных настроений не только в кругах крупного корпоративного бизнеса, но и в широких слоях мелких и средних предпринимателей, зажиточных фермеров и других представителей средних слоев, напуганных “сидячими стачками” и другими проявлениями радикализма в рабочем движении, заставили президента кое в чем пойти навстречу требованиям бизнеса. В бюджетном послании Конгрессу в январе 1937 г говорилось о необходимости достижения сбалансированного бюджета и о сокращении федеральных ассигнований на общественные работы.

С другой стороны, Рузвельт не намерен был отказываться от курса на продолжение либеральных реформ, которых настойчиво требовали организованные рабочие. Поэтому в 1937 г рузвельтовская администрация объявила о намерении провести через Конгресс законопроекты о восстановлении федеральных стандартов минимальной заработной платы и максимальной  продолжительности рабочей недели, о  выделении ассигнований на строительство дешевого жилья, о расширении масштабов регионального планирования по типу Администрации долины реки Теннеси.

Однако Рузвельт не мог не учитывать того, что усиление консервативной оппозиции в Демократической партии и в Конгрессе создавало серьезные препятствия принятию этой либеральной программы. К тому же даже в случае одобрения этих законопроектов Конгрессом они в любой момент могли быть объявлены неконституционными консервативным большинством Верховного суда, по-прежнему исходившим в своих решениях из индивидуалистических принципов полнейшей свободы частнопредпринимательской деятельности.

Вот почему в начале 1937 г произошла определенная трансформация политики Нового курса, изменение приоритетов в практических действиях рузвельтовской администрации по осуществлению программы реформ. Начался новый, третий этап Нового курса, когда правительство Рузвельта, встретившись с сильной оппозицией продолжению линии на активное социальное реформаторство, направило свои основные усилия на закрепление уже достигнутого, на упорядочение и консолидацию многочисленных федеральных агентств, созданных за предшествующие годы Нового курса. Следовательно, на третьем этапе Нового курса перед рузвельтовской администрацией встала задача институционализации политики либеральных реформ¹³. Этой цели и служили выдвинутые президентом план реформы Верховного суда и проект административной реформы.

План реформы Верховного суда был предложен Рузвельтом 5 февраля 1937 г. Он предусматривал предоставление президенту права назначать с согласия сената дополнительных судей, если тот или иной член Верховного суда, достигший 70-летнего возраста, не захочет уйти в отставку. Общее число членов этой высшей судебной инстанции США не могло превышать 15 человек. По словам самого президента, целью предложенной реформы было “обеспечить постоянный приток свежей крови в судебную систему” и “привлечь к решению социально-экономических проблем людей более молодого поколения, которые хорошо знакомы с условиями жизни и труда рядовых американцев в современную эпоху”¹⁴.

Одновременно с планом реформы Верховного суда Рузвельт выступил также с проектом административной реформы. Он предусматривал расширение персонала Белого дома, создание Исполнительного управления президента и предоставление президенту права изменять структуру и характер функционирования органов исполнительной власти. В проекте также говорилось о необходимости укрепления и консолидации новых федеральных агентств социальной защиты и установления контроля над ними со стороны президентского аппарата. По расчетам Рузвельта, это могло сделать операции новых агентств более эффективными, и, самое главное, придать им постоянный статус. С этой целью предполагалось объединить большинство федеральных агентств, созданных в годы Нового курса, в два новых министерства - министерство общественных работ и министерство социальных услуг.

 В течение всей первой половины 1937 г в центре политической борьбы в стране был вопрос о реформе Верховного  суда. Сторонники президента развернули энергичную кампанию в пользу реформы. Но одновременно резко активизировалась и оппозиция. Республиканцы и большинство консервативных демократов в Конгрессе заняли в этом вопросе бескомпромиссную антирузвельтовскую позицию. Но против плана реформы Верховного суда выступила и часть либералов, ранее поддерживавших политику Нового курса. Правда, в отличие от консерваторов, они осуждали решения Верховного суда о не конституционности важнейших мер социального законодательства Рузвельта. Но они опасались, что реформа Верховного суда нарушит заложенные в Конституции США принцип разделения властей и систему сдержек и противовесов и даст президенту слишком большие возможности определять состав Верховного суда. Однако эти расхождения между либералами и консерваторами не меняли сути дела: и те и другие вместе выступили против плана реформы Верховного суда.

Дальнейший ход борьбы между сторонниками и противниками плана президента во многом определился изменением позиции самого Верховного суда. 12 апреля 1937 г большинством голосов он принял решение о конституционности закона Вагнера. Вскоре были приняты постановления, санкционировавшие конституционность закона о социальном страховании и ряда положений о регулировании условий труда, принятых в различных штатах. Эта переориентация Верховного суда значительно ослабила кампанию сторонников президента и во многом способствовала тому, что проект реформы судебной системы, выдвинутый Рузвельтом, потерпел поражение.

Конечный исход борьбы по вопросу о реформе Верховного суда не был однозначным. Переориентация суда и отставка нескольких судей, позволившая Рузвельту пополнить Верховный суд либералами, привела фактически к осуществлению тех целей, которые ставил президент в феврале 1937 г. Наиболее важные меры  социального законодательства, принятые в 1935-1936 гг., были теперь закреплены. Поэтому в какой-то мере Рузвельт был прав, когда он говорил впоследствии, что он проиграл сражение, но выиграл войну.

Однако, с другой стороны, провал плана реформы Верховного суда в  Конгрессе был серьезным поражением президента. Он означал, что уже сложился прочный консервативный антирузвельтовский блок республиканцев и южных демократов. Это существенно затруднило для Рузвельта и его сторонников проведение через конгресс планов расширения и институционализации либеральных реформ Нового курса.

Ослабление позиций Белого дома в 1937 г четко обозначилось в ходе обсуждения Конгрессом важнейших законопроектов, разработанных рузвельтовской администрацией. Непримиримую оппозицию консервативного блока встретил, прежде всего, проект административной реформы и особенно предложение о создании новых министерств. Ни на регулярной сессии Конгресса в первой половине 1937 г, ни на его специальной сессии, созванной Рузвельтом в ноябре того же года, проект административной реформы так и не был принят. Та же судьба постигла и большинство новых правительственных планов социального законодательства. В течение 1937 г сторонникам президента удалось провести через Конгресс лишь законопроект о строительстве дешевого жилья, да и то предложенная правительством сумма федеральных ассигнований на эти цели была значительно сокращена. Все  же остальные проекты социального законодательства в 1937 г так и не получили одобрения Конгресса.

Обстановка в стране и соотношение сил в Конгрессе существенно изменились, когда период благоприятной экономической конъюнктуры сменился осенью 1937 г новым экономическим кризисом. Наибольшей силы он достиг весной 1938 г. Влияние этого кризиса на деловые круги было весьма противоречивым. Наиболее консервативные группы корпоративного бизнеса, немедленно окрестившие новый экономический спад “рузвельтовской рецессией”, стремились воспользоваться ухудшением экономической конъюнктуры для активизации борьбы за полную ликвидацию политики Нового курса. Однако такая позиция разделялась далеко не всеми  представителями деловых кругов. По мере обострения кризиса даже некоторые представители корпоративного капитала, учитывая позитивный опыт антикризисной политики рузвельтовской администрации, считали необходимым не сокращение, а увеличение государственных расходов на цели социально-экономического регулирования. Но все же усиление бескомпромиссной оппозиции Новому курсу со стороны влиятельных кругов корпоративного бизнеса и консервативного блока в Конгрессе заставило Рузвельта и членов его администрации вновь внести существенные изменения в избранный ими в начале 1937 г политический курс.

В конце декабря 1937 г видные деятели правительства Рузвельта вновь открыли активную антимонополистическую кампанию. Наиболее решительным был тон речи, с которой выступил министр внутренних дел Г.Икес. Он утверждал, что “60 семейств” Америки, как назвал наиболее влиятельные группы корпоративного бизнеса США публицист Фердинанд Ландберг в опубликованной в 1937 г книге под этим названием, возобновили “старую борьбу между властью денег и силой демократического инстинкта” и что “неотвратимый конфликт” между демократией и плутократией “надо довести до победного конца”¹⁵.

Антимонополистическая кампания деятелей администрации была поддержана и самим президентом. Но наряду с осуждением позиции консервативных кругов корпоративного бизнеса в выступлениях Рузвельта в начале 1938 г просматривалось также стремление к конструктивным переговорам с представителями делового мира. Не случайно для их умиротворения президент счел возможным продемонстрировать жесткую позицию по отношению к лидерам профсоюзного движения и предостеречь их от “чрезмерных притязаний”.

Тем не менее во всех своих речах начала 1938 г Рузвельт делал основной упор на том, что страна нуждается в продолжении и активизации политики Нового курса. Он вновь и вновь повторял, что в 30-х годах XX века государственное регулирование экономики и социальных отношений стало необходимостью. “События последних месяцев, - заявил он в очередном послании  Конгрессу о положении страны в январе 1938 г, - являются новым доказательством того, что мы не можем управлять страной так, как это делалось в 1787, 1837 или 1887 годах, ибо нужды и стремления людей сейчас несравненно более обширны и их несравненно труднее удовлетворить, чем в любой предшествующий период жизни нашей республики. Удовлетворение этих нужд и стремлений стало в наши дни признанным долгом правительства, и в последнее время не произошло ничего такого, что могло бы освободить Конгресс, суды и президента от выполнения этого долга. Он и сейчас требует от нас столь же энергичных и неотложных действий, как в марте 1933 г”¹⁶.

В первой половине 1938 г, в период наибольшего углубления нового экономического спада, правительству Рузвельта удалось добиться перелома в позициях большинства членов Конгресса и провести ряд новых социальных реформ, ставших главным достижением рузвельтовской политики на третьем этапе Нового курса.

Первым важным актом законодательства этого периода стал новый сельскохозяйственный закон, принятый Конгрессом в феврале 1938 г. Полностью сохранив программу поддержания плодородия почвы, он значительно усилил регулирующие функции государства по контролю за сокращением посевных площадей и продукции животноводства и по проведению систематической скупки и хранения “излишков” сельскохозяйственной продукции. Закон предусматривал также проведение программы “страхования урожая”, которая предусматривала создание резервов сельскохозяйственной продукции на случай засухи и других стихийных бедствий. Наконец, учитывая недовольство мелкого фермерства, правительство Рузвельта включило в сельскохозяйственный закон 1938 г ряд положений, в какой-то мере защищавших мелких фермеров-арендаторов от сгона их с земли.

Другим важным направлением политики правительства Рузвельта в 1938 г было возобновление широкомасштабных общественных работ для безработных. Были резко увеличены федеральные ассигнования на проведение общественных работ на различных объектах PWA и WPA. К концу 1938 г число рабочих, занятых на этих объектах, вновь увеличилось до 3,5 млн.

В условиях, когда новый экономический спад значительно увеличил трудности, с которыми сталкивались рядовые американцы, рузвельтовская администрация сочла необходимым откликнуться на проявившуюся в годы Нового курса тенденцию к росту антимонополистических настроений в стране. В апреле 1938 г в послании Конгрессу Рузвельт предложил провести “тщательное расследование концентрации экономической мощи в американской промышленности”. Эта задача была возложена на Временный национальный экономический комитет, созданный решением Конгресса. Правда, деятельность этого агентства разворачивалась очень медленно, а его рекомендации оказались весьма умеренными. Но все же публичные заседания комитета, заслушавшие многочисленные свидетельские показания о монополистической практике крупных корпораций, о нарушении ими антитрестовского законодательства, наносили определенный морально-политический ущерб монополиям.

Наконец, после длительной борьбы правительству Рузвельта удалось добиться нового успеха в сфере трудового законодательства. 25 июня 1938 г президент подписал закон о справедливых условиях труда. Этот закон запрещал применение труда детей до 14 лет и устанавливал единые федеральные стандарты минимума заработной платы и максимальной продолжительности рабочей недели.

Таким образом, на третьем этапе Нового курса социальный аспект продолжал занимать важное место в политике рузвельтовской администрации. С известным правом о нескольких месяцах первой половины 1938 г можно говорить как о “третьих ста днях Нового курса”. Однако соотношение сил в партийно-политической борьбе в 1938 г было значительно менее благоприятным для сторонников Нового курса, чем в 1935-1936гг. Отражая крупные изменения в позиции влиятельных групп корпоративного бизнеса, сформировавшийся в 1937 г консервативный блок республиканцев и южных демократов все более решительно выступал против либерального социального реформаторства. Некоторые наиболее реакционные из республиканцев даже в этот период по-прежнему настаивали на возвращении к постулатам идеологии “твердого” индивидуализма. Правда, большинство деятелей консервативного блока в Конгрессе в конце 30-х годов в принципе уже не возражали против расширения функций государства. Но они считали необходимым резкое сокращение государственного регулирования экономики и выступали против курса на дальнейшие либеральные реформы в социальной области. Попытки Рузвельта добиться поражения некоторых наиболее враждебных Новому курсу деятелей Демократической партии на промежуточных выборах 1938 г окончились неудачей: почти все эти представители непримиримой антирузвельтовской коалиции были переизбраны. Республиканцы на выборах 1938 г значительно увеличили свое представительство в Конгрессе.

Все это создало серьезные преграды  проведению ряда важных реформ, предложенных правительством Рузвельта. Особенно упорное сопротивление консервативных сил по-прежнему вызывал проект административной реформы. В апреле 1938 г после после бурного обсуждения палата представителей отвергла новый вариант этой реформы - законопроект о реорганизации аппарата исполнительной власти, незадолго до этого утвержденный сенатом. Повторный провал проекта административной реформы явился новым серьезным поражением президента.

Консервативный блок в Конгрессе категорически отверг и первые попытки либералов поставить под контроль властей наиболее вопиющие проявления расового угнетения. Такая судьба постигла, например, законопроект о передаче дел, связанных с судом Линча, из ведения судебных органов отдельных штатов в компетенцию федеральных судов. Все попытки проведения этого билля через Конгресс неизменно встречались ожесточенной обструкцией представителей южных штатов, так до конца 30-х годов и не допустивших принятия этой важной и давно назревшей реформы. Боязнь полного разрыва с южным крылом Демократической партии все эти годы удерживала президента Рузвельта от активной поддержки столь необходимого для негритянского населения Юга законодательства.

Новое усиление поляризации социально-политических сил американского общества поставило перед правительством Рузвельта еще более трудные проблемы, чем это было в начале третьего этапа Нового курса. Рост силы и влияния консервативного блока в Конгрессе делал маловероятным дальнейшее сколько-нибудь серьезное продвижение социального законодательства. Однако совершенно неприемлемым для президента был и отказ от уже проведенных реформ.

Все это и обусловило курс правительственной политики, который был намечен Рузвельтом на 1939 год. В очередном послании Конгрессу о положении страны впервые за все годы  Нового курса президент не выдвинул какой-либо новой программы социального законодательства, но в то же время был сделан упор на необходимости сохранения и закрепления уже проведенных социальных преобразований. “Мы оставили позади период внутренних конфликтов, когда мы начинали нашу программу социальных реформ, - говорилось в президентском послании. - Теперь вся наша энергия может быть направлена на то, чтобы ускорить процесс экономического восстановления ради сохранения реформ”. Для достижения этих целей, утверждал президент, необходимо продолжить активное государственное регулирование и создать эффективный правительственный механизм, способный осуществлять программы перспективного социально-экономического планирования¹⁷. Следовательно, задача закрепления и институционализации либеральных реформ, выдвинутая Рузвельтом в начале третьего этапа Нового курса, и в 1939 г оставалась в числе важнейших приоритетов внутренней политики демократической администрации.

Основные усилия правительства Рузвельта были теперь направлены на то, чтобы достичь приемлемого компромисса с Конгрессом и добиться, наконец, принятия проекта административной реформы. Новый компромиссный вариант законопроекта о реорганизации аппарата исполнительной власти 3 апреля 1939 г, после его утверждения Конгрессом, был подписан президентом. По условиям этого закона, создавалось Исполнительное управление президента, в состав которого входили аппарат Белого дома, бюджетное бюро и управление планирования национальных ресурсов. Президенту было предоставлено право производить необходимые преобразования системы федеральных агентств. Правда, предложение о создании новых министерств было отвергнуто Конгрессом. Но все же закон о реорганизации аппарата исполнительной власти предусматривал создание таких новых структур президентской власти, как федеральные агентства общественных работ и ценных бумаг, которые на постоянной основе должны были руководить осуществлением различных социально-экономических программ, принятых ранее в рамках чрезвычайного законодательства ¹⁸. Таким образом, хотя проект административной реформы, предложенный в 1937 г правительством Рузвельта, и не был полностью осуществлен, закон 1939 г о реорганизации исполнительной власти все же создавал необходимую административно-правовую базу для закрепления и институционализации либеральных социально-экономических реформ Нового курса.

В 1939 г рузвельтовская администрация и ее либеральные сторонники в Конгрессе предприняли ряд мер противодействия натиску консервативного блока. Либералам удалось помешать попыткам консервативной ревизии закона Вагнера. Они добились также принятия ряда поправок к закону 1935 г о социальном страховании, которые несколько увеличили размеры пенсионного обеспечения и включили в число получателей пособий нетрудоспособных членов семей пенсионеров и отдельные категории сельскохозяйственных рабочих.

Тем не менее в 1939 г Соединенные Штаты все же вступили в период замедления либерального социального реформаторства. В определенной степени это было результатом усилившегося противодействия рузвельтовскому курсу со стороны влиятельных групп корпоративного бизнеса и корпоративной коалиции в Конгрессе. Но главной причиной, обусловившей изменение приоритетов в политике правительства Рузвельта в 1939 г, стало резкое обострение международной обстановки и нарастание угрозы второй мировой войны. Это привело к тому, что на первый план в политической жизни США выдвинулись вопросы внешней политики.

Приостановка курса на дальнейшее социальное реформаторство, происшедшая в конце 30-х годов, отнюдь не повела, однако, к демонтажу Нового курса. Напротив, с началом второй мировой войны государственное регулирование экономики многократно усилилось. Поэтому период 1933-1939 гг. стал лишь начальным этапом превращения государственного экономического регулирования в постоянную характерную черту экономической структуры Соединенных Штатов. Произошло и закрепление основных социальных программ, принятых в 30-е годы. Новый курс стал поэтому и начальным этапом государственного социального реформаторства, началом создания разветвленной социальной инфраструктуры американского общества, что впервые в истории США позволило приступить к практической реализации принципа государственной защиты социальных прав граждан.

 

За шесть десятилетий, отделяющих нас от периода Нового курса, государственное регулирование экономики и социальных отношений в США, как и в других высокоразвитых странах современного мира, стало практически необратимым. Несмотря на то, что время от времени в политическом курсе американского правительства выступали на первый план индивидуалистическая риторика и восхваление принципов свободного предпринимательства, магистральным путем развития американского общества в послевоенный период стало продолжение той линии, которая была начата в годы Нового курса.

В результате в настоящее время в США, как и в других высокоразвитых странах Запада, создан достаточно эффективный механизм функционирования экономической системы, основанный на взаимодействии трех важнейших составных частей этого механизма: рыночной конкуренции, которая и сейчас играет решающую роль в процессе воспроизводства, корпоративного регулирования и различных форм государственного регулирования экономики, которое существенно корректирует самодействующий ход экономической жизни.

Дальнейшее развитие получила и социальная функция современного государства. Создание разветвленной системы социальной защиты граждан, постепенное превращение значительной части социальных низов из аутсайдеров и маргиналов в признанную составную часть современного постиндустриального  общества - все это означает, что в современном мире идет своеобразный процесс социализации общественных отношений. В основе современного постиндустриального общества лежат не только капиталистические принципы частной собственности, свободного предпринимательства и рыночной конкуренции, но и не свойственные ранее капитализму принципы государственной защиты не только политических, но и социальных прав граждан, которые составляли неотъемлемую часть социалистической идеи. То, что в Соединенных Штатах фундаментальные основы этих кардинальных преобразований закладывались в период Нового курса Франклина Рузвельта, делает этот период крупнейшей вехой истории XX века.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. См.: Schlesinger A., Jr. The Age of Roosevelt. Vol.1-3. Boston, 1957-1960; Hofstadter R. The Age of Reform. From Bryan to F.D.R. N.Y., 1955; Goldman E. Rendezvous with Destiny. A History of Modern American Reform. N.Y., 1958; Burns J.M. Roosevelt: The Lion and the Fox. N.Y., 1956; Freidel F. Franklin D. Roosevelt. Launching the New Deal. Boston-Toronto, 1973; Freidel F. Franklin D. Roosevelt. A Rendezvous with Destiny. Boston-Toronto, 1990; Leuchtenburg W. Franklin D.Roosevelt and the New Deal, 1932-1940. N.Y., - London. 1963; Graham O. Toward a Planned Society: From Roosevelt to Nixon. N.Y., 1976.

2. См.: Мальков В.Л., Наджафов Д.Г. Америка на перепутье (1929-1938). Очерк социально-политической истории “нового курса”. М., 1967; Сивачев Н.В. Политическая борьба в США в середине 30-х годов XX века. М., 1966; Мальков В.Л. “Новый курс” в США. Социальные движения и социальная политика. М., 1973; его же. Франклин Рузвельт. Проблемы внутренней политики и дипломатии. М., 1988; Яковлев Н.Н. Франклин Рузвельт, человек и политик. Новое прочтение. М.,1981; Кредер А.А. Американская буржуазия и “новый курс”, 1933-1940. Саратов, 1988; Маныкин А.С. “Эра демократов”:  партийная перегруппировка в США, 1932-1952. М.,1990. 

3. Важным шагом в этом направлении являются, например, опубликованные в последние годы несколько интересных статей В.В.Согрина об эволюции либеральной и консервативной идеологии в США, послужившие основой для его новой книги. См.: Согрин В.В. Идеология в американской истории: от отцов-основателей до конца XX века. М., 1995.

4. Wisconsin State Historical Society. Manuscript Library. Madison, Wisconsin. Fhilip F.  La  Follette Papers. Box 22. Fold.3.

5. The Public Papers and Addresses of  Franklin D.Roosevelt./ Ed. by S.Rosenman. Vols 1-13. N.Y., 1938-1950. Vol.1. P.625.

6. Ibid. P.754.

7. Ibid. Vol.2. P.15.

8. Burns J.M. Roosevelt: the Lion and the Fox. P.183.

9.  The Public Papers and Addresses of Franklin D.Roosevelt. Vol.4. P.221.

10. Ibid. Vol.5. P.534.

11. Ibid.P.

12. State of the Union Messages of the Presidents. 1790-1966/ Ed.by F. Israel. N.Y.,1967. Vol.3. P.2828, 2831.

13. Периоду 1937-1939 гг. в историографии Нового курса Рузвельта уделяется обычно меньше внимания, чем периоду 1933-1936гг. В отечественной историографии проблемы политического курса правительства Рузвельта на третьем этапе Нового курса с наибольшей обстоятельностью освещены в работе: Галкова Т.В. Социально-экономическая политика правительства Ф.Рузвельта на завершающем этапе “нового курса” (1937-1939).  Дисс. на соискание ученой степени канд.ист.наук. М., 1986.

14. The Public Papers and Addresses of Franklin D.Roosevelt. Vol.6. P.127-128.

15. Цит. по: Leuchtenberg W. Franklin D.Roosevelt and the New Deal. P.247.

16. State of the Union Messages  of the Presidents. Vol.3. P.2834.

17. Ibid. Vol.3. P.2846, 2848.

18. Подробнее см. интересную статью: Галкин И.В., Тарасов А.А. Место административной реформы в преобразованиях периода “нового курса” 1930-х годов в США. - Вестник Московского ун-та. Серия 8. История. 1992, N4.