Но Ромео встретил возражения не только со стороны марксистов. В 1959 г. в полемику с ним вступил американский специалист по экономической истории А. Гершенкрон, не согласившийся с его ин­терпретацией процесса первоначального накопления капитала в Ита­лии. Тем самым Гершенкрон, в сущности, начал уже другую дискуссию, предвосхитив свои расхождения с Ромео по кругу вопросов, который занял важное место в итальянской историографии несколько позднее - в 60-е гг.

К тому времени споры о Рисорджименто среди историков стали затихать, и наметился известный спад интереса к этой тематике как таковой. Под воздействием "экономического чуда" 50-х начала 60-х гг. большую актуаль­ность приобретало выяснение связанных с исходом Рисорджименто особенностей индустриализации Италии и в частности - "стартово­го" этапа ее промышленного развития (конец XIX - начало XX в.). К середине 60-х гг. была переиздана впервые вышедшая в 1951 г. работа Р. Моранди "История крупной промышленности в Италии" и появился ряд новых исследований в этой области - в том числе Ро­мео и его американского оппонента[1]. Ромео в соответствии со сво­им представлением об аграрной сфере как форпосте капиталистичес­кого развития Италии настаивал на том, что именно она стала главным источником капиталов, вложенных в создание итальянской промышленности. Гершенкрон считал, что уровень накопления в са­мой Италии мог в лучшем случае обеспечить создание средств сооб­щения и других элементов инфраструктуры, тогда как начавшаяся индустриализация финансировалась в большей мере за счет прибы­лей от роста цен на мировом рынке и притока иностранного (немец­кого) капитала.

В связи с анализом итогов Рисорджименто в поле зрения италь­янской историографии по-прежнему оставался южный вопрос, история и условия его возникновения. Тема Юга активно разрабатывалась после второй мировой войны авторами-марксистами, воспринявшими (через Грамши) демократические традиции меридионализма. Ей уде­лено значительное место в трудах известного специалиста по аграрной истории Италии Э. Серени[2]. В 1961 г. была опубликована подготовленная Р. Виллари антология "Юг в истории Италии", охватываю­щая весь период после национального объединения и впоследствии не раз переиздававшаяся, и его же очерки под общим названием "Юг и крестьяне в новое время" (хронологические рамки - с сере­дины ХVII в. до падения неаполитанских Бурбонов в 1860 г.)[3]. Истории Юга в эпоху Рисорджименто и его судьбам в процессе пе­рехода от феодализма к капитализму посвящены работы А. Лепре[4]. Л. Де Роза исследовал воздействие на возникновение дуализма Север - Юг промышленного переворота и последующего индустриаль­ного развития Италии[5].

В начале 70-х гг. в историографии южного вопроса обозначи­лись некоторые новые тенденции. Одна из них, в дальнейшем не получившая существенного развития, была связана с активизацией левоэкстремистской критики политического курса ИКП в отношении Юга, которая затронула также взгляды Грамши и позиции отправляв­шихся от его идей историков.

Те, кто выступал с подобной критикой[6], отвергли представ­ление Грамши и других марксистов о южном вопросе как специфичес­ком проявлении незавершенности итальянской буржуазной революции в сфере аграрных отношений. Они полагали, что к моменту националь­ного объединения южное общество было уже не полуфеодальным, а капиталистическим, причем уровень развития капитализма на Юге был не намного ниже, чем на Севере, южный же вопрос как проблема хро­нического отставания Юга от Севера возник лишь позднее - в ре­зультате целенаправленной политики нового государства.

Настаивая на капиталистическом характере южноитальянской экономики в эпоху Рисорджименто, ультралевые критики марксист­ской историографии, казалось бы, шли в русле идей Ромео, хотя и значительно дальше его (Ромео специально оговаривал, что на Юге тогда господствовали не капиталистические, а полуфеодальные аграрные отношения). Тем не менее, они полемизировали и с Ромео, усматривая между ним и "грамшианцами" нечто общее, а именно: представление о разрешимости южного вопроса в рамках капитализ­ма - с помощью реформ ("официальная", "грамшианско-тольяттианская" коммунистическая культура) или в результате благотворного воздей­ствия самой капиталистической системы (Ромео).

Гораздо более значительным оказалось другое направление, возникновению которого способствовали происшедшие на Юге в по­слевоенный период немаловажные перемены (ликвидация помещичьих латифундий, осуществление правительственной политики развития южных областей). Его представители призывают для лучшего понима­ния современного Юга иначе, чем прежде, подойти к освещению его предшествующей истории, обратить внимание на не исследовавшиеся ранее проблемы (например, втягивание Юга в международные рыноч­ные связи, усилия по социальному развитию Юга, предпринимавшие­ся либеральным государством), преодолеть в историографии южного вопроса идеологизирующее влияние меридионалистской традиции с ее разоблачительным пафосом и дать меридионализму более взве­шенную, критическую оценку[7]. Необходимость учесть новый опыт в современном подходе к южному вопросу и меридионализму признает­ся и в марксистской историографии[8].

В 80-е гг. южный вопрос после некоторого спада интереса к нему на рубеже этого десятилетия вновь стал привлекать внимание научной общественности, о чем свидетельствовали различные конференции, новые издательские начинания и т. д. В то же время проблематика Рисорджименто в собственном смысле в 70-е - 80-е гг. постепенно уходила в тень, уже не занимая в сфере ис­следований по новой истории прежнего, бесспорно доминирующего места. Властной потребностью становилось осмысление более близ­кого прошлого и, прежде всего - анализ на уровне профессионального исторического знания такого явления, как фашизм.

Историография фашизма. Природа фашизма, причины его возникновения, его соотношение с предшествующим развитием итальянского общества и государства - все эти вопросы активно обсуждались (преимущественно на уровне публицистики и не в самой Италии, а в среде антифашистской эмиграции) уже в 20-е -30-е гг. Тогда же сформировались различные концепции фашизма, тесно связанные с определенными политическими позициями по отно­шению к фашистскому режиму. В том или ином виде они прослежива­ются и в послевоенной историографии фашизма.

Первоначально исследование фашизма сосредоточилось главным образом на выяснении его генезиса. В этой связи неизбежно вста­вал вопрос об исторической ответственности за приход фашизма к власти, имевший большую политическую остроту, - тем паче в усло­виях, когда освободившаяся от тоталитарного режима Италия оказа­лась перед выбором между возрождением либеральных институтов дофашистского образца или обновленной, более последовательной демократией.

Груз этой ответственности особенно тяготил правившие стра­ной перед фашистским переворотом либеральные круги, лидером кото­рых в период Сопротивления стал Кроче. В своих политических вы­ступлениях 1943-1947 гг. маститый ученый отстаивал ту же мысль, которая пронизывала его книгу "История Италии с 1871 по 1915 г.": фашизм не имел корней в либеральном периоде. Дофашистскую Ита­лию он считал одной из самых демократических стран мира, а фашизм - явлением, не связанным с какими-либо классовыми интересами, своего рода моральной болезнью итальянского общества, вызванной потрясениями первой мировой войны. Позднее либеральная тенденция в истолковании фашизма стала проявляться в том, что ему приписы­валась по преимуществу антилиберальная, а не антисоциалистическая направленность - например, в "Истории Италии в период фашизма" Л. Сальваторелли и Дж. Мира[9].

Самими фашистами в свое время усиленно насаждалось представ­ление о фашизме как "спасителе Италии от большевизма". В опро­вержение этой версии немалый вклад внесла опиравшаяся на солид­ную документальную базу книга А. Таски "Зарождение и приход к власти фашизма", написанная в 30-е гг. в эмиграции, а в Италии впервые опубликованная в 1950 г.[10] Таска (участник создания ИКП, позднее исключенный из нее и примкнувший к социалистам) показал, что фашизм пришел к власти уже после того, как революционный подъем в Италии закончился и рабочий класс потерпел поражение. Но вину за то, что победа фашизма оказалась возможной, он возло­жил на социалистическое рабочее движение: на реформистское крыло ИСП - за отказ войти ради отпора фашизму в правительство, на ком­мунистов - за осуществленный в 1921 г. раскол ИСП.

Среди историков-марксистов проблемой возникновения фашизма занялся с конца 40-х гг. П. Алатри (1918-1996) - автор нескольких исследова­тельских очерков, собранных затем в книгу[11]. Он показал, что фа­шизм, поначалу бывший малозначительным движением, окреп и достиг власти при содействии того же самого класса, который был правя­щим при либеральной системе, но оказался не в состоянии удержать свое господство прежними методами.

Основы марксистской концепции фашизма в современной итальян­ской историографии были заложены еще в годы фашистской диктату­ры теоретическими разработками Грамши и Тольятти. Они подошли к пониманию фашизма как блока различных социальных сил, в котором интересы ведущих и ведомых находятся в сложном взаимодействии, выделили в фашизме общее и национально-специфическое, подметили, что первоначальный характер фашизма во многом меняется после его прихода к власти и что фашистский политический режим обладает собственной, до известной степени автономной логикой развития. Но в полной мере вклад обоих теоретиков ИКП в анализ фашизма был оценен и стал осваиваться значительно позднее. Только к 1970 г. была разыскана и опубликована большая часть (11 из 15) лекций о фашизме, прочитанных Тольятти в 1955 г. в Москве слушателям Международной ленинской школы при Коминтерне, где его точка зрения представлена в наиболее полном и завершенном виде[12]. Работы Грам­ши о фашизме после публикации всего его наследия были изданы от­дельным сборником под редакцией признанного специалиста в этой области, известного историка-марксиста Э. Сантарелли[13].

Сантарелли принадлежит, в частности, один из наиболее солид­ных обобщающих трудов о фашизме за весь период его существова­ния[14]. Из очерков разных лет сложилась его работа "Фашизм и нео­фашизм"[15]. Сантарелли выступил также как научный редактор и автор предисловия к изданию политических произведений Муссолини[16].

К марксистскому направлению в историографии фашизма можно отнести работы Ф. Каталано, охватывающие период фашистской дикта­туры в целом[17] или посвященные тем или иным специальным проблемам (фашистский корпоративизм, фашизм и положение рабочего класса). По некоторым параметрам к марксистской концепции фашизма близки и историк иных направлений, занимающие левые политические позиции (Дж. Кароччи, Г. Куацца и др.).

Среди ученых левой ориентации многие участвовали в Сопротивле­нии или сформировались идейно в атмосфере первых лет после его победы. Унаследованный от того времени дух антифашистского единства способствовал их сотрудничеству в разрабатывающих историю фашизма специализированных институтах, университетских центрах и т. д. Совместными усилиями левых историков и политических дея­телей в 1959-1961 гг. были организованы циклы лекций о фашизме и антифашизме в Риме, Милане, Турине и по одной из программ на­ционального телевидения, которые вызвали больший общественный интерес. Материалы этих лекций были впоследствии опубликованы[18].

С начала 60-х гг. в итальянской историографии фашизма стала вырисовываться новая тенденция. Послышались призывы к отказу от "идеологических" интерпретаций фашизма, каковые приписывались историкам, стоявшим на антифашистских позициях. Взамен подобных "исчерпавших себя" истолкований предлагался подход к фашизму, претендовавший на полную объективность. Его особенно активно отстаивал Р. Де Феличе, вокруг которого в дальнейшем сложилась целая школа единомышленников и учеников (Де Феличе является про­фессором Римского университета, где преподает историю политичес­ких партий и движений и руководит исследовательским подразделе­нием - департаментом политических наук). Ученые "круга Де Фе­личе" объединяются вокруг издаваемого с 1969 г. под его редакцией журнала "Новейшая история" ("Storia contemporanea").

Де Феличе как основатель направления, называемого им самим "новой" историографией фашизма, отошел от своих прежних, близких к марксизму методологических позиций, которые были характерны для его работ об итальянском якобинстве. Но он отверг и методо­логию Кроче, что особенно проявилось в его подходе к источникам: Де Феличе склонен к фетишизации исторического документа, в сущности, возвращаясь в этом к позитивистской традиции.

Среди множества написанных Де Феличе работ о фашизме главной является многотомная биография Муссолини[19], которая наиболее вы­пукло характеризует его исследовательский подход. История фашиз­ма персонифицируется: личности Муссолини Де Феличе придает "ре­шающее значение для понимания фашизма". Огромное количество доку­ментов, зачастую непроверенных и используемых некритически, долж­но убедить читателя в абсолютной непредвзятости историка, но увлекает его самого на путь, ведущий к апологии Муссолини и фа­шистского режима.

Существенные черты присущей Де Феличе концепции фашизма (не только итальянского) отражены в его работах, специально посвя­щенных различным истолкованиям фашизма, и в опубликованном в 1975 г. "Интервью о фашизме"[20]. С точки зрения Де Феличе отдельные национальные варианты фашизма настолько специфичны, что дать какое-либо общее определение его сущности невозможно. Специфику итальянского фашизма Де Феличе видит в прогрессирующей автономизации по отношению ко всем тем силам, которые поддержали его в момент захвата власти, - но при сохранении до самого конца особых отношений с мелкой буржуазией.

Представления Де Феличе о роли в судьбах фашизма верхов иму­щих классов претерпели любопытную эволюцию. В 1964 г. он опубли­ковал почерпнутые из архивов неопровержимые данные о том, что именно с этой стороны фашизм в период борьбы за власть получил основную финансовую поддержку. Два десятилетия спустя, выступая в качестве главного консультанта выставки "Итальянская экономика между двумя мировыми войнами: 1919-1959 гг.", он сделал лейтмотивом этой выставки ту мысль, что на протяжении всего указанного периода фашизм и крупный капитал были автономны и нейтральны по отношению друг к другу.

Значительное место в работах Де Феличе и его последователей уделяется анализу фашистской мифологии, усилиям фашизма по форми­рованию "нового человека" и "новой культуры", в которой главное - ритуальная сторона, "сила слов, способных действовать на вооб­ражение и эмоциональность масс". Внимание к этой проблематике связано с представлением о том, что тоталитарный характер фашист­ского государства обеспечивался не репрессивными мерами, а массо­вым консенсусом. Новый, целенаправленно формируемый тип человека - это, по Де Феличе, идея, которую фашизм воспринял от Просвещения мелкобуржуазной демократии, утопического социализма.

Де Феличе считает фашизм в Италии (в отличие от нацизма) формой "левого тоталитаризма". В этом его концепция близка к идеям католического философа А. Дель Ноче, который рассматривает фашизм (наряду с нацизмом и коммунизмом) в качестве одной из форм тоталитаризма, а именно - "левой", "революционной" формы.

Взгляды на фашизм, которых придерживается Де Феличе и его школа, излагаются и в популярной литературе, широко пропаганди­руются средствами массовой информации. В 1982 г. Де Феличе кон­сультировал многосерийную телевизионную передачу "Все люди дуче", критически оцененную в левой печати из-за ее односторонней, окра­шенной "в розовые тона" направленности.

Полемика вокруг концепции Де Феличе идет постоянно и на раз­ных уровнях. Особенно остро реагировала левая общественность на публикацию его "Интервью о фашизме". Журнал Института истории освободительного движения поместил редакционную статью, где были подвергнуты критике как его методы использования документов, так и присущие ему тенденции к апологии фашизма. Видный деятель ИКП, активный участник антифашистского движения Дж. Амендола выступил с "Интервью об антифашизме". Аргументированным ответом Де Феличе по ряду позиций стал сборник "Фашизм и капитализм", где участвовали П. Алатри, Г. Куацца, Дж. Кароччи, Э. Коллотти (исследователь истории Германии, известный в частности работами о нацизме) и другие авторы[21].

Наконец, в итальянской историографии фашизма существует, но не является сколько-нибудь значительной, фашистская и неофашист­ская струя. В первые послевоенные годы она была представлена дву­мя работами А. Тамаро, посвященными "республике Сало" (1943-1945 гг.) и собственно фашистскому двадцатилетию (1922-1943 гг.)[22]. Фашизм он рассматривал сквозь призму своих националистических взглядов и изображал как режим, в целом отвечавший национальным интересам. В дальнейшем более или менее откровенная апология фа­шизма зазвучала лишь после того, как с начала 70-х гг. активизировалось неофашистокое движение.

В 1983 г. появился сборник "Фашизм сегодня", где были пред­ставлены различные оттенки неофашистского истолкования фашизма времен Муссолини (в том числе и критика отдельных его сторон)[23]. Некоторые участники этого сборника вступили в полемику с концеп­цией Де Феличе - в частности, с его представлениями о фашизме как "левом" движении и о генетической связи фашистской идеи "но­вого человека" с просветительской и демократической традицией. Современные итальянские неофашисты возводят ее к совершенно иным истокам - к образцу "человека античной расы" (древний римлянин, средневековый рыцарь, крестоносец и т. д.) и к идеям из нацист­ского арсенала, которым симпатизируют и они сами.

Историография Сопротивления и конституирования республики. Объектом широкого исследования стала в Италии история борьбы против фашистского режима и особенно ее кульминационный этап - Сопротивление (1943-1945 гг.) С анализом и оценкой итогов Сопротивления тесно связано изучение еще одной проблемы - становления республиканской государственности.

У истоков историографии этих проблем стояли непосредственные участники событий, в том числе видные политические деятели. Поэтому историографические направления в данной области разграничивается, прежде всего, линиями политических расхождений, а в позициях историков и несколько десятилетий спустя иногда чувствуется отголосок споров того времени.

Вплоть до начала 60-х гг. в литературе о Сопротивлении пре­обладали работы мемуарного и публицистического, а не собственно исследовательского характера. Но уже тогда обозначились узловые вопросы, по которым сталкивались различные точки зрения: чем бы­ло движение Сопротивления по своему содержанию и характеру, в какой мере оно достигло своих целей, насколько правомерно приме­нение к нему понятия "второе Рисорджименто".

Сопротивление стали называть "вторым Рисорджименто" еще в период вооруженной борьбы против нацистской оккупации и режима "республики Сало". Черты сходства были очевидны: Италии вновь пришлось отвоевывать себе свободу от чужеземного господства и преодолевать разобщенность различных частей своей территории. Возникшая, по-видимому, спонтанно на уровне народного историчес­кого сознания, эта аналогия работала как эффективный стимул осво­бодительного движения и, так или иначе, использовалась всеми антифашистскими партиями. Но когда Сопротивление успешно завершилось, термин "второе Рисорджименто" стал осмысливаться более критически. Выявились различия в его понимании и отношении к нему, связанные с разными представлениями о том, куда и каким путем пойдет Италия после освобождения.

Кроче, считавший фашизм перерывом в нормальном историческом развитии страны и выступавший за возврат к дофашистскому либера­лизму, рассматривал Сопротивление как воскрешение либеральных ценностей Рисорджименто и звено, восстанавливающее преемствен­ность либеральной традиции. Иного взгляда придерживались антифа­шисты радикально-демократического направления, представленного в ходе Сопротивления Партией действия (название, заимствованное из эпохи Рисорджименто), а в послевоенной литературе - поздними работами вернувшегося из эмиграции Сальвемини. Это направление восприняло критическую оценку Рисорджименто в русле идей Гобетти. Соответственно Сопротивление понималось как воплощение таких ка­честв, которые в Рисорджименто отсутствовали, как его своеобразное завершение, реализация того, что в Рисорджименто реализовано не было. Так, Сальвемини подчеркивал в Сопротивлении характер глубоко народного движения, каким так и не стало Рисорджименто, и особенно- широкое участие в нем крестьянства, а возрождение духа Рисорджименто видел в том, что Сопротивление осуществило чаяния его лучших деятелей[24]. Внутри радикального направления су­ществовало и так называемое европеистское истолкование Сопротив­ления, разделяемое, например, руководителем миланского Института истории освободительного движения Дж. Ваккарино. В Сопротивлении европеисты выступали за преодоление "принципа национальностей" в рамках будущей единой Европы и с этой точки зрения видели в нем, прежде всего черты отличия от Рисорджименто - движения под национальными лозунгами.

Неоднозначно трактовала Сопротивление католическая историогра­фия, складывавшаяся в условиях характерного для 50-х гг. резкого противостояния ХДП левым партиям. Некоторые ее представители (Дж. Бьянки, П. Мальвестити) демонстрировали открытое неприятие "классовой" интерпретации Сопротивления и изображали это движение как "восстание из-за любви к ближнему", вдохновляемое религиозно-этическими мотивами[25]. Другие (например, Дж. Россини) не игнорировали социальный состав участников Сопротивления и особо выделяли роль в нем крестьянства, но объясняли ее влиянием при­ходских священников, а народный характер Сопротивления сводили к массовому включению в него католиков[26]. Сравнение с Рисорджимен­то в таком контексте становилось не столько уподоблением, сколь­ко противопоставлением: в Рисорджименто католики (= народ) не участвовали; либеральный режим потому и оказался непрочным, что закрепил разрыв между государством и народом; преодолеть этот разрыв позволило лишь Сопротивление. Но так или иначе католичес­кие концепции Сопротивления способствовали обоснованию примата ХДП в политической жизни "I республики".

Уже к середине 50-х гг. идея "второго Рисорджименто" приобре­ла статус своего рода официальной концепции Сопротивления, на которой сошлись историки католического и либерального направлений. Это выразилось в участии как тех, так и других в сборнике "Вто­рое Рисорджименто", подготовленном специальной правительственной комиссией к юбилейной дате - 10-летию победы Сопротивления[27].

В марксистской историографии возобладало сдержанное и в зна­чительной мере критическое отношение к аналогии между Сопротив­лением и Рисорджименто. Не отрицая ее известной правомерности и реально проявившегося в Сопротивлении непреходящего значения луч­ших традиций Рисорджименто, авторы-марксисты (Л. Лонго, В. Батталья, П. Секкья) выступали против поверхностных исторических сближений, настаивали на различии эпох, которым принадлежали два освободительных движения, и соответственно - на сущностных, со­держательных различиях между ними[28].

К началу 60-х гг. дискуссия вокруг концепции "второго Рисо­рджименто" начала затихать. Потенциал этой идеи, по-видимому, был исчерпан: споры о месте Сопротивления в истории Италии все больше концентрировались на том, как соотносятся его цели с реальными результатами, и уже не нуждались в подобной оболочке.

В связи с этим возникали расхождения относительно того, было ли Сопротивление лишь движением национально-освободительного, патриотического характера и борьбой за отнятые фашизмом свободы (так считали, прежде всего, либеральные авторы) или также и поры­вом к социальному и политическому обновлению (на этом настаивали историки и публицисты, разделявшие идеи левого крыла Сопротивле­ния). Сторонники последней точки зрения, в свою очередь, не во всем были согласны между собой, что имело в основе разные пози­ции в ходе самого Сопротивления социалистов и Партии действия - с одной стороны, коммунистов - с другой.

В 1943-1945 гг. социалистов и приверженцев Партии действия роднила свойственная тем и другим, хотя и проявлявшаяся по-раз­ному склонность к сектанcтву, к выдвижению не соответствовавших реальной обстановке лозунгов и целей. Часть социалистов стреми­лась направить антифашистское движение в русло социалистического переустройства Италии. Партия действия в разгар борьбы, требовав­шей объединения всех антифашистских сил, несвоевременно постави­ла вносивший рознь в их ряды вопрос о замене монархии республи­кой. В дальнейшем из этих сектантских тенденций и завышенных ожи­даний выросла пессимистическая оценка итогов Сопротивления, пред­ставление о том, что оно завершилось не победой, а поражением. Такая трактовка представлена, например, в сборнике "Десять лет спустя" (работы Л. Вальяни и других авторов из распавшейся после войны Партии действия)[29] и в некоторых публикациях социалистов[30].

Те, кто считал Сопротивление несостоявшейся или неудавшейся, потерпевшей поражение революцией, возлагали вину за подобный оборот событий на ИКП с ее политикой антифашистского единства будто бы всецело подчиненной внешнеполитическим планам СССР. В действительности ИКП направляла свои усилия на реализацию целей, вытекавших из понимания Сопротивления как революции - но не со­циалистической, а антифашистской, демократической, осуществляю­щей такие социальные преобразования, которые закроют путь возрож­дению фашизма. Намеченная уже в документах ИКП периода Сопротив­ления, эта концепция была в развернутом виде изложена Тольятти на IX съезде партии (1960 г.). Сопротивление рассматривалось им как "великая демократическая революция, какой Италия никогда не знала прежде", позволившая выиграть освободительную войну, ликви­дировавшая фашизм, заложившая основы нового государства, но оста­вшаяся незавершенной, т. к. она была прервана в момент, когда подошла к решению созидательных задач (реформа экономической структуры и др.).

Результаты Сопротивления марксистская историография оцени­вала с учетом воздействия внешнеполитических факторов, имея в виду не только политику СССР, которая, как показал, например, Э. Раджониери, благоприятствовала борьбе за демократическое разви­тие Италии[31]), но и присутствие в стране наступавших с Юга англо-американских войск. Из специального исследования темы "Сопротив­ление и союзники", предпринятого совместно одним из руководителей Сопротивления П. Секкья и видным профессиональным историком Ф. Фрассати, явствовало, что сдерживавшее размах и ограничивавшее цели движения умеренное крыло антифашистов опиралось на поддержку союзнического командования и военной администрации[32].

Начиная со второй половины 60-х гг. истолкование Сопротивле­ния как "неудавшейся революции" нашло новых сторонников. Как и в других странах, в Италии в это время возникали различные ультра­левые группы, и складывалось движение "новой левой", проявлявшее себя в историографии преимущественным интересом к стихийным, ав­тономным действиям неорганизованных и не охваченных политическим влиянием масс. С этих позиций Сопротивление изображалось как со­циальная революция рабочих, крестьян, молодежи, интеллигенции, "преданная" преследовавшими собственные цели партиями и, прежде всего ИКП, против которой направлялся главный огонь левоэкстремистской критики[33].

Ответом на эту критику явился дальнейший рост исследований по истории Сопротивления, в которых на документальной базе раскрывалась роль в нем организующего начала - политического и военного руководства партизанской борьбой. Институт истории освободительного движения осуществил важные публикации архивных источников-документов главного командования Корпуса добровольцев свободы (объединенная партизанская армия), Комитета национального освобождения Северной Италии, "Бригад Гарибальди" (партизанских формирований ИКП)[34]. Документы из архива ИКП были широко использо­ваны в новых работах о Сопротивлении П. Секкья ("ИКП и освободи­тельная война 1943-1945 гг."), Л. Лонго ("Руководящие центры ИКП в Сопротивлении"), Дж. Aмeндoлы ("Пиcьмa из Милана"), в посвященном Сопротивлению последнем томе фундаментальной "Истории ИКП" П. Сприано[35].

В последние десятилетия подход к истории Сопротивления стал более свободным от того духа резкой политической конфронтации, который был характерен для ранней историографии этой проблемы. Приметой иного времени стало проявляемое и на официальном уровне понимание того, что победа над фашизмом, установление республики, выработка ее конституции были плодом совместных уси­лий различных партий - как бы ни сложились их отношения в даль­нейшем.

Изданный в 1979 г. двухтомный коллектив­ный труд по истории Учредительного собрания 1946-1947 гг. и при­нятия конституции (первая специальная публикация на эту тему) составлен из разделов, посвященных каждый деятельности какой-либо одной партии, но в совокупности охватывает весь антифашистский политический спектр[36]. В 1984 г., когда исполнилось 50 лет со дня смерти лидера ХДП А. Де Гаспери и 20 лет со дня смерти П. Тольятти, национальное телевидение почтило память обоих политических дея­телей специальной передачей, поставив их рядом как "отцов-основа­телей" республики.

Но это не значит, что тематика Сопротивления (и шире - борь­бы с фашизмом) уже не вызывает споров, окрашенных влиянием по­литических страстей. Вспышка таких споров произошла в конце 80-х гг., когда в итальянских журналах появился ряд остро дискуссионных статей специально или преимущественно о Сопротивлении, с особым упором на проблему гражданской войны и ее соотношение с освободительной антифашистской войной.

Период конституирования республики, иногда именуемый также периодом Реконструкции, по большей части рассматривается в рабо­тах более широкого плана - либо по истории Сопротивления (как ее завершение), либо по истории Италии после второй мировой вой­ны. Но есть и работы, посвященные ему специально[37]. Затрагивающие этот период представители "новой левой" историографии (как К. Павоне) в соответствии со своей оценкой исхода Сопротивления под­черкивают в республиканских политических институтах не их новиз­ну, а "преемственность" по отношению к фашистскому государству.

Историки обращаются и к анализу отдельных аспектов периода Реконструкции. В обширной литературе по актуальной для Италии теме взаимоотношений государства и церкви авторы разной ориента­ции уделяют внимание дискуссиям по этому вопросу в Учредитель­ном собрании, в результате которых было найдено разумное компромиссное решение. Частью руководимой К. Валлаури серии коллективных ис­следований по послевоенной истории итальянских политических партий являются три тома, посвященные восстановлению демократических партий в 1943-1948 гг.[38] Предметом специального изучения стала выработка Учредительным собранием заложенного в конституции подхода к проблемам образования[39]. Во второй половине 80-х гг. по­явился ряд работ (в частности, историков школы Де Феличе), ана­лизирующих важнейшие для первых послевоенных лет проблемы внешней политики Италии - ее взаимоотношения с США и Советским Союзом, а также образ СССР в сознании итальянцев того времени[40].

К 40-летию республики в Риме была организована выставка, осно­ванная на материалах Центрального государственного архива. Зна­чительная часть этих материалов вошла в опубликованный каталог выставки. Широко было отмечено и 40-летие конституции - в том числе посвященными ей исследовательскими статьями в журналах.

Сопротивлению, победе республики, значению ее конституции 80-е г. отводилось важное место в школьных курсах новейшей истории. По инициативе местных институтов истории Сопротивления было организовано множество конференций, встреч, циклов лекций по этой тематике для школьных учителей. В ее изучение широко вводились аудиовизуальные средства, школьников приобщают к устройству выставок, сбору живых свидетельств участников событий и т. д.

В 1985 г. в связи с 40-летием освобождения от фашизма в Италии был проведен опрос общественного мнения, имевший целью выявить отношение к идеалам и ценностям Сопротивления. Он показал, что Сопротивление воспринимается послевоенными поколениями итальянцев не как событие, ушедшее в историю, а как остающийся жизненным политический урок, источник демократических установле­ний и общее наследие всех, кому они дороги.

Поиски новых исследовательских подходов. Современное состояние исторического знания. В 70-е - 80-е гг. в итальянской историографии стали все более заметно проявляться новые веяния. Активизировалась критика историзма - в крочеанском и особенно в марксистском понимании, трактовавшая его как производное от определенной идеологии, как выражение теологического подхода к истории. Ощущалась потребность обновить коренные пред­ставления о том, как "делается история", о целях и методах исто­рического исследования. О ней свидетельствовала тематика различ­ных встреч историков, постановка дискуссионных проблем в научной печати, возникновение новых исторических журналов и даже сами их названия: "Какая история?" ("Quale storia" - с 1974 г.), "Истории и история" ("Storie e storia" – с 1979 г.), "Занятия ис­торией" ("Pare storia" - с 1981 г.).

Широко обсуждался вопрос об освоении междисциплинарных под­ходов, о взаимодействии истории и социальных наук (социологии, демографии, антропологии и др.). Существенное влияние на эти поиски оказывал опыт развития исторической науки в других странах - прежде всего Франции (школа "Анналов") и Англии ("новая соци­альная история", "новая экономическая история").

В дискуссиях о том, каким должен быть отвечающий современным требованиям уровень исторического знания, особое и весьма важное место занимал вопрос об истории как учебной дисциплине, о новых методах ее преподавания в школе, о качестве исторической подго­товки в системе университетского образования. Журналы публикова­ли материалы по таким темам, как тип учебника по истории в 80-е гг., взаимоотношения преподавателя и учащегося в процессе ее изучения, будущее истории в итальянских школах, роль истории в европеистском воспитании и т.д. В сущности, тем самым затрагива­лись более широкие проблемы: история и молодежь, история и обще­ство. К их осмыслению подключались и уроки событий 1968 г., ознаменованного в Италии - как и в других странах - массовыми выступлениями учащейся молодежи. Иногда молодежь сама выступала ини­циатором обсуждения насущных проблем развития исторической науки. Так, в Римском университете группа студентов организовала встре­чу с рядом видных историков, превратившуюся в своеобразный науч­ный семинар на эту тему, материалы которого были затем опубликованы[41].

Усиливался интерес к историческим документам, к архивам. В середине 80-х гг. появился ряд книжных новинок в области архив­ного дела, в том числе учебников. Создавались новые хранилища документов - такие, как архив основанного в 1984 г. во Флоренции исследовательского центра "Шестьдесят восьмой год" (там сосредо­точена периодика, листовки и другие материалы студенческого дви­жения и различных ультралевых организаций за несколько десяти­летий), архив по истории крестьянского движения (Рим), где хра­нятся фонды различных крестьянских организаций второй половины XX в., а также личные фонды некоторых их руководителей и иссле­дователей аграрно-крестьянской проблематики[42], архив, специально собирающий неопубликованные дневники, письма и иные документы личного происхождения (организован в 1984 г. в Пьеве Сан-Стефано - провинция Ареццо) и др. Состоялась специальная конференция, посвященная организации и использованию архивов по новейшей ис­тории - с последующей публикацией ее материалов[43]. В этой связи отмечалось растущее значение архивов нетрадиционного типа - та­ких, которые хранят звукозаписи, фотоматериалы, машиночитаемые документы и т. д.

Впрочем, вплоть до конца 80-х гг. потребность в обновлении инструментария и методологии исторического исследования выража­лась больше в постановке тех или иных проблем, чем в практической реализации новых подходов. Те, кто особенно активно выступал за "встречу" истории и социальных наук, констатировали, что в Италии она пока не состоялась, отмечали, что историки не получают необ­ходимой для этого подготовки в университетах, где имеют хожде­ние новые идеи, но господствуют еще вполне традиционные взгляды на историческое познание.

Опробованные опытом других стран новые методы и направления исследований укоренялись в Италии лишь в той мере, в какой их могла подкрепить собственная историографическая традиция. Так, например, здесь почти не привились (если не брать в расчет работающую на современном материале политологию) широко вошедшие в обиход американской историографии количественные и математические методы[44]. Зато значительное развитие получили воспри­нявшие импульс из Англии исследования в русле "новой экономичес­кой истории" и "новой социальной истории" - сама социально-эко­номическая проблематика разрабатывалась в Италии достаточно дав­но, в том числе и на локальном уровне. Подобным же образом тра­диционный для итальянской историографии интерес к сфере сознания способствовал освоению идей и подходов французской школы "Анна­лов", относящихся к изучению ментальности.

С направлением "новой экономической истории" можно, по-види­мому, связать такие работы итальянских авторов, где исследование ведется в масштабе небольшого района, специфической для определенной местности отрасли производства или даже отдельной хозяйственной единицы (деревенская фактория, фабрика, промышленная корпорация). Начиная с 70-х гг. внимание исследователей экономической истории привлекают открывшиеся для научного использования архивы предприятий, о них появляется спе­циальная литература[45]. В 70-е - 80-е гг. в Италии нашла значитель­ный отклик развернувшаяся в Англии и во Франции дискуссия о предметном содержании так называемой индустриальной археологии - дисциплины, объектом которой сначала были лишь вещественные памятники эпохи промышленного переворота (фабричные здания, шах­ты, машины, инструменты, жилища рабочих и т. д.). В итоге утвер­дился более широкий подход, нацеленный на комплексное изучение (в социальном, культурном и иных аспектах) целых территорий, ха­рактерный облик которых был сформирован промышленным переворотом и процессом индустриализации.

В этом пункте данное направление исследований пересекается с "новой социальной историей" - особенно таким ee ответвлениями, как городская история, история ландшафта и природной среды и т. д. С 1978 г. выходит обращенный ко всему кругу подобных проблем журнал "Городская история" ("Storia urbana") центром изучения социальной истории села является Институт Альчиде Черви, которым подготовлены, в частности, публикации о музеях крестьянского быта, о сельских жилищах провинции Реджо-Эмилия, коллективная работа о земледельческом районе долины По в конце XIX в. в контексте взаимоотношений деревни и общества.

Довольно интенсивно изучаются и другие проблемы, которые принято относить к области "новой социальной исто­рии", - история отдельных социально-профессиональных общностей (чаще всего в локальном масштабе), проявление на раз­личных социальных уровнях тех или иных тенденций демографического развития, социальные аспекты заболеваемости, история семья, жен­щин, детства. В г. Козенца (Южная Италия) в 1989 г. организован постоянно действую­щий семинар по истории женщин, понимаемой в духе современного антропологического подхода.

Важным объектом исследования стала повседневная жизнь раз­личных слоев населения, характерные особенности их менталитета, сфера массовой народной культуры. В связи с разработкой подоб­ных проблем активно осваивается методика устной истории. С 1981 г. издается журнал "Устные источники" ("Fonti orali"), особенностям таких источников и возможностям их использования посвящается специальная литература, итальянские ученые участвуют в международных конференциях по устной истории.

Но устные исторические свидетельства используются не только в исследованиях по тематике, типичной для "новой социальной ис­тории" и других современных историографических школ. Им придает­ся важное значение и при разработке истории фашизма, участия Ита­лии во второй мировой войне, Сопротивления. В последнее время с широким их привлечением изучается, в частности, история примене­ния фашистских расовых законов, массовых депортаций населения в нацистскую Германию и т. д.[46]

Новая и особенно новейшая история остается такой областью исторического значения, которая наиболее чувствительна к воздей­ствию современных исследователю общественных запросов и полити­ческой "злобы дня". Но влияние привходящих обстоятельств, так или иначе связанных с политикой, не определяет лица современной итальянской историографии новой и новейшей истории. Она открыта для новых исследовательских подходов, усваивает их в органичес­ком слиянии с собственными традициями и стоит на общем высоком уровне, характерном в настоящее время для развития исторической науки в Италии.